– Это сорок процентов от среднего балла. Если я провалю его, средний балл упадет, я опущусь в списке класса по успеваемости, не попаду в Йель и…
– И что? – спросила Люс, когда я умолкла. – Договаривай.
Я нервно сглотнула. Мне не хотелось произносить это вслух.
– И тебе придется выбрать чуть менее престижный вуз, – сказала Люс. – Неужели это так страшно?
– Ты не понимаешь. – Я почувствовала, как горит мое лицо. Почему я так распсиховалась? – Мне обязательно нужно поступить в Йель. Мои родители ждут этого. Я жду этого. Все ждут этого.
– Понятно. Ты еще младенцем носила распашонки с принтами Йельского университета. Родители заранее посадили семечко в твою голову. Поливали его, чтобы оно лучше росло. Семечко было символом успеха, и постепенно и ты, и твои родители, и все ваши знакомые привыкли к мысли, что Йель – неотъемлемая часть тебя. Твоя судьба. Мечта поступить туда настолько заслонила все остальное, что ты даже не представляешь, кем могла бы быть без нее. Так?
Я почти перестала дышать. Люс была права, хоть мне и не хотелось этого признавать.
– Хочешь узнать, почему я ушла из старой школы? – спросила Люс.
Конечно я хотела. Меня всегда задевало, что я до сих пор этого не знаю.
– Ты ведь помнишь, что мой папа преподавал там историю Европы.
– Да.
– После экзаменов к нему подошел один богатый ученик и попросил о встрече, но не на территории школы, а в кафе неподалеку. Странная просьба, но папа согласился, поскольку всегда переживал за своих подопечных. Он решил, что, возможно, этот парень хотел поговорить в менее официальной обстановке. Но, когда они встретились, ученик попытался всучить папе конверт, набитый деньгами, чтобы тот поставил ему отметку повыше. Папа отказался, и тогда родители этого парня, которые были очень влиятельными людьми и членами школьного совета, отомстили ему и добились его увольнения. Они заявили, что папина программа якобы не соответствует стандартам преподавания. Я училась в этой школе бесплатно, поскольку папа там работал, но после его ухода пришлось платить за обучение, а мы не могли позволить себе такие траты. Так что, как только он устроился в школу Святого Франциска, я перевелась. Вообще нам страшно повезло, что его сюда взяли. И это случилось только благодаря тому, что директор той школы очень хорошо относился к папе и замолвил за него словечко.
Я удивленно притихла, поскольку представляла себе гораздо более заурядную историю: например, что Люс застукали за порчей школьного имущества или что она распространяла гадкие слухи о школе в интернете.
– Я не знала, – пробормотала наконец я.
– Ник Роулингс, – проговорила Люс так, словно съела что-то кислое и у нее свело челюсти. – Вот как его звали. Он был на три года старше меня. А знаешь, чем он сейчас занимается?
Ее тон пугал.
– Чем? – осторожно спросила я.
– Учится в Йеле.
Тут я не выдержала.
– И что? По-твоему, все, кто учится в Йеле, попали туда с помощью взятки?
– Я просто хочу сказать, что все эти высокие баллы при поступлении – сплошной обман и мошенничество, а ты убиваешься ради цели, которая того не стоит.
– Ты знаешь про один-единственный случай. Это не значит, что такое случается сплошь и рядом.
Почему я так яростно защищалась?
– Ой, да перестань, ты росла рядом с этими людьми. Ты сама-то себе веришь?
И тут до меня дошло, с чего я взбесилась.
– Ты считаешь, что я – такая же, как они?
Пауза.
– Конечно нет. – Люс пыталась говорить уверенно, но я слышала, как дрогнул ее голос.
– Почему же ты так долго думала, прежде чем ответить?
Люс замялась, словно подбирала слова, чтобы выразиться помягче:
– Потому что ты на них не похожа и похожа одновременно. Я знаю, что ты очень много учишься. Ты активно работаешь в классе, готовишься дома, ходишь на дополнительные занятия. Это мне в тебе и нравится. Ты стараешься заслужить собственным трудом то, что имеешь. Но твой отец – Скип Лернер, и все мы знаем, что ты поступишь в любой колледж, какой только захочешь.
Лежащие передо мной карточки вдруг показались мне глупыми и бессмысленными. Я хотела разозлиться на Люс. Сказать, что она ошибается, что не понимает, каково это – быть мной. Что пресса обсуждает каждый мой шаг, что я постоянно живу под сильнейшим давлением со всех сторон. Но Люс уже не раз это слышала. И как злиться на единственного человека, который честно говорит обо мне все, что думает? Она не виновата в том, что сказала правду.
– Это не значит, что ты не заслужила свои оценки, – проговорила Люс, словно прочитав мои мысли, и я уловила извиняющиеся нотки в ее голосе. – Ты все заслужила. Просто таким, как ты, многие вещи даются проще, чем остальным.
– Знаю, – прошептала я.
– Между прочим, я до сих пор представляю, что бы я сделала с тем парнем, если бы могла вернуться в прошлое.
– В каком смысле?
– Я тогда не сказала ему ни слова. Боялась мести.
– И что бы ты сделала, если бы могла вернуться в прошлое?
Люс долго молчала, а потом наконец произнесла ледяным тоном:
– Я бы его уничтожила.