Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  Так, в 1964 году в сообществе чопорных столичных историков разразился громкий скандал. Доктор исторических наук Зимин ничтоже сумняшеся заявил, что "Слово о полку Игореве" - никакой не шедевр древнерусской литературы, а чистая мистификация XVIII века, подделка под старину, добротная имитация древнерусского литературного памятника. Её наиболее вероятным автором, по мнению Зимина, был архимандрит Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле Иоиль [хохол Иван Быковский (1726-1798)]. Первоисточниками же "Слова" (по Зимину) стали "Задонщина", русские летописи (по преимуществу Ипатьевская), памятники русского, украинского и белорусского фольклора.



  Монографию с подробным изложением и чётким и аргументированным обоснованием своей концепции Александр Александрович напечатал на ротапринте и распространил среди коллег по Институту Российской истории. Ему крайне нужна была их поддержка, чтобы получить разрешение исторических бонз на официальное издание книги. Это, во-первых. А во-вторых, чтобы завязать полноценную научную полемику с привлечением как можно большего количества заинтересованных лиц с целью установить Истину. Обычное дело, казалось бы, в научном мiре, обычная практика - громогласное объявление новой идеи, концепции или гипотезы и последующее широкое обсуждение её с целью доказать или же опровергнуть автора-новатора.



  4-6 мая 1964 года в Отделении истории АН СССР состоялась закрытая от посторонних глаз и ушей дискуссия по новой версии "Слова", которой исподволь руководил всесильный Д.С.Лихачёв - тайный куратор и Смотрящий за Русской историей от Сиона в застойные брежневские времена: теперь-то это уже не вызывает сомнений у думающих людей, знакомых с конспирологией. Понятно, что под его присмотром и патронажем большинство участников (101 их было тогда) не согласилось с точкой зрения Зимина, хотя целый ряд оппонентов честного и мужественного учёного и человека не побоялись - заявили с трибуны, что его исследование носит глубокий, серьёзный и аргументированный характер и имеет право на публикацию.



  Однако работа историка-бунтаря в советское время так и не была опубликована. И связано это было с административным запретом, негласно наложенным всё тем же академиком Лихачёвым, теневым воротилой тех лет. Его активно поддержал в этом гнусном деле и другой "генерал от истории", академик Б.А.Рыбаков - законченный шабесгой и услужливый лакей Сиона, с молодых лет напряжённо державший нос по ветру. За что и был осыпан и одарен Властью милостынями и привилегиями безмерно.



  Мало того, Зимину устроили настоящую обструкцию его продажные и бездарные коллеги по цеху: кандидаты и доктора, профессора и доценты, член-корры и академики, - мечтавшие угодить могущественному Дмитрию Сергеевичу. Тотальная и непроницаемая завеса молчания окутала историка в научном мiре на целых 15-ть лет. Такая, что даже и студенты истфака МГУ в 60-е и 70-е годы ничего про него не слышали. А если и слышали - то от грамотных родителей своих, имевших отношение к исторической науке, но не от университетских учителей, свято хранивших обет молчания... До самой смерти в 1980 году Александр Александрович испытывал немалые затруднения с изданием своих работ. Лихачёв с Рыбаковым сыграли и здесь далеко не последнюю роль: чтоб им обоим пусто было.



  "При жизни Зимин по печальной российской традиции не был избалован официальным признанием. Во всяком случае, семь написанных им монографий остались неизданными". /Кобрин В.Б., Лурье Я.С., Хорошкевич А.Л. Послесловие // Зимин А.А. Витязь на распутье: феодальная война в России ХV в. - М.: Мысль, 1991/...





  9





  Почему подобное произошло в жизни и судьбе замечательного русского учёного-патриота? - понятно! Тем в особенности, кто хорошо знаком теперь с реальной Русской Историей, на "Славяно-Арийских Ведах" базирующейся и "Велесовой книге", на работах Н.В.Левашова и А.В.Пыжикова; кто бредовую романовско-иудейскую версию на дух не переносит, не ценит, не любит и не воспринимает всерьёз; время которой заканчивается, слава Богу, с окончанием Ночи Сварога! Ведь если признать, допустим, работу Зимина о сознательной фальсификации данного литературно-исторического памятника правильной и справедливой, - то тогда автоматически надо будет объявлять ФАЛЬСИФИКАТОМ и весь тот псевдонаучный вздор и бред, что до сих пор в обиходе у нас и почему-то зовётся "славяно-русским прошлым". А всю псевдоисторическую литературу-макулатуру - а это сотни миллионы книг, брошюр и журналов - придётся кидать в костёр, а учёных-историков в шею с работы гнать, в пинки, переименовывать их всех в шарлатаны и проходимцы.



  Ведь "Слово о полку Игореве", напомним, - один из краеугольных камней, на котором до сих пор держится шаткое здание вымышленной "славяно-русской истории". Выдерни его из фундамента - и здание рухнет как карточный дом, что в течение 400-т лет плотно застит и закрывает собой Истинную картину Славяно-Русского Прошлого - кровавого и трагического, да, но и великого, и славного, и героического одновременно, и очень и очень древнего... {2}





  10





Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман