Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  Дима полгода назад познакомился на дискотеке с девушкой, Олей П., студенткой-третьекурсницей с филологического факультета. Начал встречаться с ней, дружить, сделал её своей супругой впоследствии... А Оля оказалась студенткой прилежной и грамотной на удивление, жадной до нового и передового - из тех, кто недаром получают диплом, не для одной лишь галочки и житейской выгоды. Она много знала сама по своему любимому с детства предмету, и старалась просветить и приобщить к литературе других, в том числе - и Ботвича. Она просвещала во время прогулок его, а он июньскими длинными вечерами просвещал Кремнёва, читал ему целые лекции про разных позабытых писателей и поэтов, приносил и давал почитать книги, что брал у Оли на время.



  Так, Кремнёв впервые прочитал в июне стихи В.Жуковского, Е.Баратынского и А.Григорьева по совету друга, которых до этого почти не знал, только фамилии, которых по достоинству оценил как первых пиитов России именно в то короткое время и на всю жизнь запомнил. Познакомился он и с творчеством поэтов т.н. Серебряного века во главе с Брюсовым и Бальмонтом; сборник стихов и поэм С.Есенина от корки и до корки прочитал и выучил наизусть, которого тоже до этого почти не знал - не мог разыскать его книги в библиотеке, хотя и много про него слышал.



  Покажется удивительным, но Сергей Есенин в 1970-е годы был запретным поэтом в Советской России, и книги его почти что не издавались: их невозможно было достать и купить. Это Есенина-то, кто поначалу принял Октябрьскую Революцию всей душой (его эпическая поэма "Пугачёв" - убедительное тому свидетельство) и был до мозга костей патриотом и русофилом... Значит, были в Верхнем эшелоне тогдашней партийной власти тайные силы, и достаточно мощные и сплочённые, кому категорически не нравился есенинский глубинный патриотизм, как и патриотизм поэтов есенинского круга - Н.Клюева, А.Ширяевца, А.Ганина, С.Клычкова, П.Орешина, П.Карпова, П.Радимова и других, кого тоже было достать и почитать невозможно... А чуть позже те же самые силы травили и гробили М.А.Шолохова, П.Н.Васильва и В.М.Шукшина, Н.Рубцова, И.Талькова и М.Круга.



  Они и теперь ещё есть в изобилии в околокремлёвской тусовке, живут себе и здравствуют, правят в демократической России бал. Оттого-то ПАТРИОТИЗМ и в загоне опять - настоящий, кондовый, глубинный, истиннорусский. А тот, который проповедуют власти новой и якобы свободной страны, - он какой-то уж больно смешной: силиконовый, игрушечный, не настоящий! От него тошно становится день ото дня, как от той же жвачки и порнофильмов...





  Приносила Ольга другу Диме и подборку стихов И.Бродского и А.Галича почитать, отпечатанных на машинке. Поэтов-евреев, понимай, которые тоже были запрещены Властью, но по другой совершенно причине, полярной есенинской, - по причине какой-то махровой антисоветчины обоих, помноженной на патологическую русофобию... И тем не менее, Максиму очень понравились оба: и ранний Бродский и Александр Галич (Гинзбург). Стихи каждого он быстро выучил наизусть и помнил потом очень и очень долго...





  7





  Но не только молоденькая и старательная студентка-филолог Ольга просвещала Кремнёва (посредством Ботвича) последние перед выпуском дни, - просвещал Максима и сам Дмитрий знаниями Истории как науки, а не служанки идеологии и не подстилки Сиона; как и знаниями исторических подводных течений и завихрений, которых существует столько, что хоть пруд ими всеми пруди.



  Дима ведь недаром поступал в аспирантуру истфака, получив рекомендацию от руководства кафедры на продолжение учёбы: парень глубоко и дотошно интересовался специальностью все пять студенческих лет. В отличие от Кремнёва, напомним, охладевшего к Истории довольно быстро, - о чём подробно писалось. К тому же, научным руководителем Ботвича был сам профессор М.Т.Белявский (1913-1989) - авторитетнейший в науке человек, корифей со стажем и непревзойдённый знаток отечественной истории. Михаил Тимофеевич мог при желании многому научить, чему не учили студентов открыто, на лекциях и семинарах, и Дима этим умело и старательно пользовался.



  Так вот, Дима и рассказал однажды июньским знойным вечером другу-Максиму про Александра Александровича Зимина (1920-1980) - выдающегося русско-советского историка, глубокого и самого авторитетного исследователя т.н. "русского Средневековья", создателя фундаментальных работ по истории России XV-XVI веков.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман