Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ)

  Последний Новый календарный год в Университете герой наш встречал в самом мрачном и тягостном настроении. И то сказать: до конца учёбы и, одновременно, до конца студенческой без-печной и без-шабашной поры оставалось шесть месяцев всего, которые промелькнут незаметно как тот же утренний сон или солнечные блики на окнах. Впереди же его ждала полная неопределённость, а фактически - пустота. Жизнь глухая, жуткая и без-просветная, где у него уже не останется ничего и ни кого: ни друзей, ни спорта, ни работы приличной (которую ещё надо будет найти), ни постоянного места жительства. Мезенцевой Татьяны Викторовны не останется рядом, главное, - его чаровницы, его БОГИНИ, его ПЕРВОЙ и ЧИСТОЙ ЛЮБВИ, на которую он молился столько лет как на живую икону, к которой настойчиво тянулась его душа как растение тянется к солнышку, и без которой он не мыслил, не представлял, не желал представлять своего дальнейшего бытия, своего пустого и унылого существования... Но... Мезенцева, увы, останется здесь, без него: дальше продолжит учиться как ни в чём не бывало; может, и в аспирантуре её потом оставят - как знать. Вполне вероятно это, если по её отличным оценкам судить и примерному в быту поведению. А вот куда занесёт Максима Судьба после истфака? - Бог весть! Ничего хорошего ему, иногороднему студенту без связей, после Университета явно не светит и не обломится.

  Как хорошо в этом смысле было коренным москвичам, для которых последний семестр, десятый по счёту, становился настоящим праздником сердца! Потому что голова у них ни о чём уже не болела, не испытывала проблем; наоборот, отдыхала всё больше и больше вместе с концом учёбы, обильно наполняясь взамен важных исторических дат и имён собственной важностью и гордостью. А по-другому и быть не могло, ведь позади у каждого столичного выпускника истфака были тяжелейшие сессии и экзамены первых студенческих лет, утомительные курсовые работы те же, практические занятия в поле, за которыми строго следили зоркие преподаватели - и нерадивых и шалопутных студентов отчисляли легко и быстро, будто муху хлопушкой прихлопывали. Впереди же оставались лишь практика в каком-нибудь трудовом коллективе столицы, больше на увеселительную прогулку похожая, и формальная защита диплома на кафедре, да государственные экзамены перед комиссией в мае-месяце - тоже по сути формальные, с заранее заготовленными вопросами и ответами, с улыбками экзаменаторов. Всё это было сущей ерундой, или же чистой развлекаловкой в сравнение с прошлыми испытаниями, ибо никто ещё не проваливал диплом и не получал двоек от госкомиссий в прошлые годы ни разу - не позволяло советское государство себе подобной расточительной роскоши.

  И с будущим трудоустройством студентам-москвичам не надо было мыкаться и горевать, и перед каждой "гнидою" кланяться: родители или родственники им давно уже отыскали блатные и денежные места с высокими окладами и стремительной перспективой карьерного роста. А кому-то уже даже приготовили и отдельные квартиры в Москве, да в элитных районах: были у них на истфаке и такие счастливчики. Приводи только девушку знай полюбвеобильней и поздоровей, и как спелый персик сочную и сладкую, заводи с ней семью после получения диплома и плодись себе на здоровье, размножайся на славу, увеличивай численно страну. А у кого подобного фарта в виде отдельной квартиры не имелось в наличие - те тоже не сильно-то переживали, не сильно расстраивались. Ведь все необходимые условия для них предками уже были созданы, мощный фундамент для строительства самостоятельной жизни в виде работы, жилья и прописки у подавляющего большинства выпускников-москвичей имелся в наличие. Так чего же и переживать, чего напрасно скулить и на Судьбу жаловаться?! Всё остальное они с лёгкостью добудут сами, имея в кармане престижный диплом МГУ и на плечах светлую голову...

  2

  А у Кремнёва с будущим был полный мрак. Как, впрочем, и с настоящим. Потому что не было у него в столице ни кола, ни двора, ни богатых и влиятельных родственников. Поэтому-то и рассчитывать он мог исключительно на себя, и ни на кого больше.

  Но это было лишь полбеды: он и со школьной скамьи исключительно на себя одного рассчитывал, и к этому давно привык. Самое-то страшное, катастрофическое даже здесь было другое: сил у него за место под солнцем бороться не осталось в наличие. Совсем-совсем. Все силы Мезенцева отняла своим категорическим его светлых чувств и любви неприятием... А без неё его ничто не радовало, не мило было. Без неё его даже и в Кремль посели, в палаты царские, белокаменные! - и там ему было бы тоскливо и пусто на сердце, холодно и без-приютно.