Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  - Ну-у-у, в общем, поеду в министерство на днях, к какому эта контора относится, - и получу себе там открепительный лист на руки. Решено! Мне это легко будет сделать - с украинским-то паспортом: украинцев там не держат и не принимают - знаешь ведь. Так что всё как нельзя лучше складывается: не будет мороки в будущем ни мне, ни тебе, ни отцу твоему, Александру Фёдоровичу. Ему ведь тоже, поди, не больно-то и охота меня к себе прописывать. И правильно! На хрена я вам сдался, хороший такой... Вот я и получу себе свободный диплом летом, чтобы голову тут никому не морочить; последние деньги от МГУ в нашей кассе возьму, соберу вещи, скажу всем пока - и в июле поеду с Иркой к отцу в Чернигов, где меня уже ждут, где всё для меня приготовлено... А Москва! Ну что ж, жалко конечно из красавицы-Москвы уезжать, спору нет, жалко! Но что делать-то, Макс, что делать? Все хотят тут остаться, буквально все! - да только не всех оставляют. Москва - она ж не резиновая и не бездонная... А ты пока одинокий, пока не завёл семью, - ты пробуй: тебе будет проще это сделать. Так что дерзай давай, друг сердечный, - удачи тебе! Покрутись тут ещё пару-тройку годков, тёлок столичных потрахай - посклоняй их к сожительству и прописке. Может, что-то у тебя и получится путного с ними и со столицей. Как знать? Я же буду к тебе приезжать - в гости. Надеюсь - примешь?...





  Разговор после этого сам собой и затих. Разговаривать стало не о чем. Уставший Серёга в свои погрузился мысли, с будущей семьёй уже исключительно связанные и с Хохляндией, со скорым переездом в провинциальный Чернигов из Москвы. А Максим - в свои, пока ещё столичные, да, но отчего-то крайне-тягостные и неприятные тем не менее. Он-то пока ещё был москвичом, и мысленно и фактически, и не планировал в будущем покидать столицу по примеру слабака-Серёги, в родной Касимов на жительство не думал перебираться - к сердобольным родителям под крыло. Но почему-то это обстоятельство в ту минуту не сильно радовало его и гордостью не отдавалось в сердце. Он, бедолага брошенный и бездомный, уже тогда, в апреле-месяце, предчувствовал огромные трудности, что встанут на его тернистом и кремнистом, без-помощно-одиноком пути, огромные потраты денежные, лишения, унижения и нервотрёпку, что ему предстоит пережить прежде, чем он достигнет желанной цели...





  17





  Предупредив Кремнёва о своём намерении отказаться в скором времени от распределения и от Москвы, довольный Жигинас после этого покинул обескураженного товарища: по Университету пошёл слоняться, на факультет от нечего делать забрёл, потом поехал в Сокольники - беременную Левченко с работы встречать и кормить её ужином. Максим же опять остался один - со всеми своими трудностями и проблемами в обнимку. И по инерции он принялся думать над своей горемычной судьбой, и попутно клясть ничтожного Жигинаса...





  "Вот же гнида двуличная, подлая! - обессиленно думал он, распластавшись на койке. - Заманил меня в чуднушку зимой, в какую-то левую и гнилую контору устроил - а сам теперь как заяц шмыгнул в кусты, идёт теперь на попятную. Выкручивайся, дескать, тут один, Максим, самостоятельно выкарабкивайся из выгребной ямы, а я тебя навещать буду. Мне, дескать, эта контора не нравится: родители мне другую нашли - с квартирою и с пропиской. А ты - давай, мол, ты - пробуй, ты ж у нас - м...дачок! Поэтому, крутись тут и вертись один, без меня, дерьмо в одиночку кушай. Может, это на пользу тебе пойдёт, чушкарю. Глядишь, мол, что-нибудь у тебя, лапотника рязанского, и получится!... Молодец! молодец! Ловко придумал, поганец! Сам-то себе открепительный лист получит в два счёта - и сразу же ляжет на крыло: в Хохляндию умотает на ПМЖ и на всё готовенькое. А мне-то что тут осенью ОДНОМУ делать? как ОДНОМУ из дерьма выбираться, в которое он меня, полностью ему в январе доверившегося, погрузил?..."



  "Я Кокина с Казаковым лишь поверхностно знаю - так: привет, привет, и всё. За время учёбы не имел с ними никаких общих дел, не пересекался нигде и никогда, на одной кафедре не учился. Кто они мне, и кто я им? Временный и случайный попутчик, который им и даром не нужен по сути как новый товарищ и друг: они же с первого курса вместе учатся и живут, из одного города в Москву приехали - и прекрасно себя вместе чувствуют. Я для них стану обузой, помехой с первого дня, третьим лишним, от которого они будут всеми способами избавляться и отгораживаться: это ж и ребёнку понятно..."



Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман