Читаем Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ) полностью

  Пройдя мимо своего опешившего воздыхателя, она по-хозяйски зашла на кухню и остановилась там у стены в ожидании, когда за ней туда зайдёт и Кремнёв, - в чём она ни сколько не сомневалась. Воодушевлённый и обрадованный Максим и вправду не заставил себя долго ждать, сорвался с места и тут же заскочил внутрь, чтобы увидеть и услышать Таню, чтобы душу ей нараспашку открыть...





  Внутри они встретились глазами, взглядами пронзили и обожгли другу друга, помолчали чуть-чуть, как бы собираясь с духом и с мыслями... После чего Мезенцева холодно обратилась к Максиму:



  - Ну-у-у, давайте, рассказывайте, молодой человек: что Вы задумали и чего добиваетесь? - спросила она недовольным голосом, по которому без труда можно было понять, что её терпение не безгранично. - Я просто не понимаю Вашего упрямства, честное слово. Особенно - после того, как я Вам доходчиво и по возможности честно всё в прошлые вечера объяснила. Вы слышали, что я Вам говорила и к чему призывала? Или пропустили мимо ушей? Вы способны вообще адекватно реагировать на обращения? У Вас с головой всё в порядке?



  - Слышал, да, - раздирая слипшиеся от волнения губы, тихо ответил Максим, на которого было больно смотреть: до того он был мелок и жалко тогда - после двухчасового на одном месте стояния, - до того вымотался и почернел от усталости.



  - Ну а зачем тогда приходите сюда опять три вечера подряд - нам жить и отдыхать мешаете? Вы что, решили поиздеваться надо мной в отместку за отказ встречаться с Вами, да? решили так меня наказать? Поймите, я не могу и не хочу обижать людей, сурово их ставить на место. Такой уж я родилась, и так меня воспитали родители. Но пользоваться этим грешно, согласитесь, пытаться чего-то добиваться от меня тупым упрямством и силой. Пожалуйста, не мучайте себя и меня, успокойтесь и возьмите себя наконец в руки. Я понимаю, что Вам очень обидно, наверное, отказ от девушки получать: это больно бьёт по психике, по самолюбию. Но я-то чем виновата, скажите? Тем разве, что не люблю Вас?...



  Выговорив это всё, она подчёркнуто-серьёзно и очень внимательно взглянула на столбом стоявшего перед ней Кремнёва, пытаясь только одно понять: слышит ли он её, понимает ли, находясь в критическом состоянии? Но он, переутомившийся, не мог успокоить её, он тупо стоял и молчал как глухонемой пациент в кабинете врача - потому что не знал совершенно, что БОГИНЕ СЕРДЦА ответить. Ему и отвечать было нечего, и уходить от неё нельзя: в комнате на первом этаже его ожидали тоска, пустота, ледяной холод и скука...





  - Вы почему молчите-то? не отвечаете ничего? - спросила Мезенцева через минуту, когда пауза в разговоре стала угрожающе затягиваться и тяготить её, как и состояние самого Кремнёва, мрачневшего и "сдувавшегося" на глазах. - Вы себя как чувствуете? Вам плохо, да?



  -...Я люблю Вас, Таня, очень я Вас люблю, - тихий и обречённый ответ, наконец, последовал. - А плохо мне оттого, что не вижу Вас, как того очень хочу. Думаю про Вас постоянно с утра и до вечера, мысленно разговариваю с Вами - а видеть Вас не могу. Это такая ужасная пытка, знаете, - не видеть рядом любимого человека. С ума можно от неё сойти...





  И в этот роковой момент почерневший и подурневший Кремнёв Юрку Агапова отчего-то вдруг вспомнил из фильма, как тот однажды, в критический для него день, вдруг взял и на колени рухнул перед не верившей в его чувства Шевелёвой прямо на улице. Вспомнил - и решил повторить тот эффектный трюк перед не верившей уже ему самому Татьяной.



  - Таня! А хотите, я на колени встану, докажу Вам свою любовь?! - светлея лицом и душой, вдруг с жаром выпалил он, и в ту же секунду, не думая о последствиях, плюхнулся перед Мезенцевой на колени как дурачок - точь-в-точь как это в дурном кино было.



  - Да что же это такое творится-то, а?! - испуганно шарахнулась от него Мезенцева в сторону. - Прямо идиотизм какой-то, или дурдом! Вам лечиться надо, молодой человек! Вы и впрямь с ума уже сходите!



  Сказавши это громко и грозно, впервые повысив голос при разговоре, она обошла стоявшего на коленях Кремнёва с брезгливым выражением на лице и скорым шагом покинула кухню, оставив заигравшегося в любовь ухажёра один на один с собой. Чтобы он смог в уединённой тишине подумать над неподобающим своим поведением...





  16





  Но думать Кремнёв не стал - на кухне, по крайней мере. Он просто поднялся с колен, расстроенный, и быстро ушёл к себе в самых мрачных и тягостных чувствах. И целую неделю после этого продолжал на 3-й этаж упорно ходить и простаивать там в торце коридора по три часа каждый вечер - дожидаться Мезенцеву у кухни.



  Чего было больше в том его хождении и ожидании: любви, упрямства или обиды? или тупого и бездумного подражания Юрке Агапову из картины? - Бог весть!!! Попробуй теперь разбери через столько-то лет! Но только Тани он так и не дождался: не выходила она к нему. Хотя и знала о его присутствии рядом: выглядывавшие в коридор подруги ей регулярно о том докладывали - и Оля Кощеева, и Наташа, и другие девушки с курса, жившие на этаже. Все они дружно бросились Татьяну спасать от свихнувшегося маньяка-Кремнёва...





Перейти на страницу:

Похожие книги

Последнее отступление
Последнее отступление

Волны революции докатились до глухого сибирского села, взломали уклад «семейщины» — поселенцев-староверов, расшатали власть пастырей духовных. Но трудно врастает в жизнь новое. Уставщики и кулаки в селе, богатые буряты-скотоводы в улусе, меньшевики, эсеры, анархисты в городе плетут нити заговора, собирают враждебные Советам силы. Назревает гроза.Захар Кравцов, один из главных героев романа, сторонится «советчиков», линия жизни у него такая: «царей с трона пусть сковыривают политики, а мужик пусть землю пашет и не оглядывается, кто власть за себя забрал. Мужику все равно».Иначе думает его сын Артемка. Попав в самую гущу событий, он становится бойцом революции, закаленным в схватках с врагами. Революция временно отступает, гибнут многие ее храбрые и стойкие защитники. Но белогвардейцы не чувствуют себя победителями, ни штыком, ни плетью не утвердить им свою власть, когда люди поняли вкус свободы, когда даже такие, как Захар Кравцов, протягивают руки к оружию.

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Роман, повесть / Роман