О, весенние зори и тёплые майские росы!
О, далёкая юность моя!"
И.А.Бунин
1
В начале мая страстотерпца-мученика-Кремнёва выселили и из зоны "Ж" - угнали подальше от Главного здания МГУ и от Мезенцевой Татьяны тоже, окончательно оборвав с нею этим связь, как и с безмятежной юностью. В самый конец проспекта Вернадского его переселили - коротать последние студенческие дни, - в новое 24-этажное здание студентов-гуманитариев Московского Университета, где он и прожил два последних месяца на 4-м этаже в тишине, покое и комфорте. Потому что рядом с ним там оказался по-настоящему близкий и преданный человек - Дима Ботвич, отменных душевных качеств парень, уроженец Курска, студент-отличник все пять лет, будущий аспирант истфака. С Димой Максим познакомился в стройотряде по окончании 1-го курса, близко сошёлся с ним во время летней работы и как-то на удивление легко и основательно подружился. И так потом они и проработали все четыре студенческих лета на стройке бок о бок плотниками, спали на соседних койках в трудовом лагере, на танцы по вечерам ходили, болтали без устали сутками на любые темы - и всё никак не могли наболтаться, разговором насытиться не могли. До того им было легко, комфортно и спокойно вместе, двум родственным молодым душам, почти что братьям. Их так и называли в отряде все: братьями-близнецами.
Им бы стоило потом, по-хорошему если, и в Университете вместе начать жить, не расставаться и во время учёбы тоже - при такой-то их очевидной тяге друг к другу, при таком-то внутреннем единении. Однако у каждого уже сложились на первом курсе свои пристрастия и компании в общежитии - и не плохие вроде бы: не агрессивные и не вероломные. Тяжело было это разом взять и отринуть, резко поменять круг общения без уважительных на то причин. Вот Дима и жил, не тужил, со своими дружками случайными пять студенческих лет, а Максим - со своими. И особого дискомфорта и проблем ни тот, ни другой от этого житья-бытья не испытывали.
И только на пятом, последнем курсе выяснилось, стало понятно обоим, что их бывшие друзья по общаге и не друзья совсем, а так - случайные рядом люди, попутчики-ветрогоны, которые предали и бросили на произвол Судьбы их обоих при первом же удобном случае, "раскололись на первом же скачке" - как говорят блатные. И после этого "скачка" остался совсем один Дима Ботвич весной 5-го курса; один же остался в общаге и Кремнёв Максим, теперь уже и иудой-Жигинасом брошенный, к невесте с вещами переехавшим жить.
Друзья-строители встретились однажды в столовой, погоревали, пожаловались на обстоятельства - после чего и решили соединиться вместе без колебаний, чтобы рядышком наконец-то пожить, как обоим того хотелось. Жаль, что всего лишь два месяца им только и было выделено Судьбой. Но хоть два, чем вообще ничего. Два месяца с дорогим человеком рядом прожить дорогого стоят...
2
Не удивительно, что последний студенческий май и июнь, несмотря даже на горечь предстоящей разлуки с без-печной и беззаботной юностью, с Университетом тем же, оказались для выпускника-Кремнёва самыми тихими и спокойными в душевном плане. Мезенцева ушла на второй план пока вместе с ежевечерними стояниями под её окнами и сердечными муками и терзаниями неразделённой любви. Рядом же оказался задушевный друг и очень надёжный и верный парень, можно сказать кремень, который одним своим присутствием только его успокаивал и вдохновлял, вселял огромную надежду, что всё у него получится в итоге, что он для себя наметил. Ведь Дима намеревался оставаться в Москве, продолжать учёбу в аспирантуре на целых три года ещё, писать и защищать потом диссертацию на истфаке. Для одинокого скитальца-Кремнёва этот факт крайне-много значил в будущем, ибо в Москве у него будет близкий и дорогой человек из прошлого, родной брат почти, к которому всегда можно будет приехать в гости и в жилетку поплакаться, чуть успокоиться, душу излить, спросить, на худой конец, помощи и совета. Одному ему оставаться в столице было бы совсем уж тоскливо и холодно. А тут какая-никакая, а душевная поддержка имелась...
До обеда Ботвич пропадал в Учебном корпусе ежедневно почти - готовился там к вступительным экзаменам, что должны были состояться у них, будущих аспирантов, в первой половине июля. Кремнёв же в это время спал без-пробудно, потом просто валялся на койке, мечтал, как и все сибариты. А потом поднимался и направлялся в столовую, после которой он часами гулял по широченному проспекту Вернадского взад и вперёд, очень ухоженному и зелёному в те годы, - новой Москвой любовался, разраставшейся в ширину и высоту. И с каждой новой прогулкой в голове Максима всё ясней и отчётливей вырисовывался план, который к концу июня - моменту выхода из стен МГУ - приобрёл уже чёткие и твёрдые очертания.