Моя чужая новая жизнь

В госпитале меня встретили как родную. По крайней мере Чарли точно. Поохала, обрабатывая мой ожог, и умоляющим шепотом попросила не совершать больше безумных эскапад как в прошлый раз. За это можно было не волноваться — я как мышка просидела всю неделю, что заживала рука. Мысли бродили в головушке самые невесёлые. У меня было ощущение, что я увязла в этом дурном маскараде уже по шею. Ну хорошо, в этот раз я отмазалась, но что буду делать перед следующим боем? А с другой стороны бежать в самый разгар немецкого ига, зная, что вот-вот мы выйдем на Москву, тоже как-то глупо. Я же столько перетерпела ради своей цели, осталось совсем немного. Без синеглазки в госпитале было совсем мрачно. Каждый день привозили десятки раненых, и теперь вместо относительной тишины отовсюду неслись топот сапог, стоны, крики. Ещё и какой-то «гениальный» придурок, желая, видимо, заглушить эту какафонию, врубал радио с милыми немецкими песенками и маршами. Тут бы совсем кукухой не поехать.

Чарли частенько забегала ненадолго меня проведать. Милая, всегда приветливая, немного застенчивая девушка в моей прошлой жизни вряд ли стала бы моей подругой. Почему-то я предпочитала всегда дружить с себе подобными. У нас была вполне милая компания. Все как на подбор: красивые, яркие, уверенные в себе стервочки. Пошопиться, повеселиться, пореветь, коллективно обсудить план мести очередному козлу, поддержать друг друга в стиле «не смей раскисать, он того не стоит» — все это ушло далеко и безвозвратно.

Здесь куда важнее вовремя прикрыть чью-нибудь спину, поддержать простыми без инстаграмного пафоса словами. И сколько бы я не твердила про себя, как ненавижу немцев и всегда буду помнить, что все они гады распоследние, в реальности выходило что-то совсем другое. Пусть и не все, но многие из «моей» части давно перешли эту условную грань ненавидимых врагов. Мы жили несколько месяцев бок о бок, поддерживали друг друга на этих грёбаных учениях, меня постоянно прикрывали при атаках. Как ни старалась, я не могла больше чувствовать ненависть к ним. Хотя нет, Шнайдера я ещё уделаю за то унижение, это лишь вопрос времени. Но я больше не изводила себя внутренней борьбой, когда всматривалась в лица тех, кого санитары уносят в операционную. Каждый раз перехватывая мои взгляды, Чарли едва заметно качала головой. Я молча отводила глаза, зная, что она чувствует такое же облегчение — все, кого она знает, пока что живы.

— Почему ты решила работать в госпитале? — однажды напрямую спросила я, глядя, как она выползает из операционной белая, как стенка.

— Хотела послужить своей стране, — ух, и колбасит её, как бы не вывернула мне под ноги сегодняшний обед.

Вот интересно, стал бы человек, который настолько боится крови, заставлять себя ежедневно ассистировать при операциях? Явно же она отправилась на фронт из-за Вильгельма. Надеюсь, он оценит такую преданность.

***

Я давно знала, что всё хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, так что к возвращению в полк была морально готова. Кребс насмешливо спросил, не нужна ли мне персональная нянька, которая проследит, чтобы я больше не поранился и не обварился, а наконец-таки начал выполнять свою основную задачу. Парни добродушно посмеивались, мол, я везунчик отлежался в госпитале, заигрывая с хорошенькими медсестрами, пока они тут сражались с русскими дикарями, а вот синеглазка, улучив момент, тихо предупредил:

— Это не выход, Карл.

— Что? — я невинно захлопала глазками.

— Обварить руку, — в его глазах блеснули недоверие и тревога. — Если такое будет происходить слишком часто, они поймут, что ты избегаешь сражений.

Блядь, а то я не знаю, не нагнетай. Придётся в следующий раз обойтись без селфхарма. Пока что я знала одно — вряд ли я смогу в кого-то выстрелить и буду придерживаться этой позиции, чего бы мне это ни стоило.

Немцы отогнали Красную армию к Вязьме, и, насколько я помнила, ближайшие недели там будут ожесточённые сражения. Но я снова получила от капризной леди Удачи небольшой бонус — обе стороны пока что держали паузу, а наш командир расщедрился на денёк отпуска. Бродить по оккупированному городу, любуясь на разрушенные здания, еврейские погромы и прочие «радости» особого желания не было, но с другой стороны меня особо никто и не спрашивал. Привезли, напомнили, что сбор в шесть у комендатуры, и свободны, ребята. Даже не знаю, куда податься. Партизанить в этот раз я не собиралась, так, если только попадётся уцелевшая аптека, куплю себе нужные мелочи.