Моя чужая новая жизнь

Винтера не было довольно долго, и мне казалось, я немного успокоилась. Точнее не так — навалилось оцепенение как после хорошей истерики. Я чувствовала опустошающую сокрушительную беспомощность. Как-то не очень у меня получается выживать в этом времени. Зла никому не делаю, но и добра тоже. Если и пыталась вмешаться хотя бы как то, всё заканчивалось чьей-нибудь смертью. Все мои жалкие попытки бессмысленны, реально я не помогла никому. Я выдала партизанам секретные данные немцев, и по итогу немцы всё равно разнесли их лагерь в лесу. Я вытащила из горы трупов мальчишку, и его на следующий день расстреляли. Я пыталась предупредить эту девушку, и она всё равно попалась. Героя из меня однозначно не выйдет. Всё, что я сейчас хотела — забиться в тихий угол подальше от этого ебанариума.

— Вот чём ты думала? — словно через вату до меня доносился голос Винтера. — Ты должна как можно меньше привлекать к себе внимания, это же отряд СС. Ты понимаешь, что это означает?

Тебе рассказать всё, что я знаю о СС? Такие как ты «исполнители приказов» даже не задумываются, кто и зачем их отдал. Есть фюрер, есть правительство, а на всё остальное можно закрыть глаза. В то время как вы воюете с химерой, созданной министром пропаганды, верхушка СС уже давно развязала себе руки. Гиммлер распорядился создать Освенцим и другие лагеря, Гейндрих по головам идёт к власти и одним махом подписал план об уничтожении одиннадцати миллионов евреев. Но вы же солдаты, ни во что не вмешиваетесь, выполняете приказы. Потом будете в шоке смотреть кадры, снятые в концлагерях, и лепетать, что ничего об этом не знали.

— И нечего на меня так смотреть! — всё никак не мог успокоиться Вилли. — Ты знаешь, я бы никогда не отдал такой приказ, но оспаривать решения старшего по званию я не имею права…

Ну да, Конрад значит смог, а ты не мог. Безвольный соплежуй с принципами ничего-не-вижу, ничего-не-слышу!

— Зачем ты всё это говоришь мне? Ты себе доказывай, что прав, если конечно сможешь. А память, знаешь ли, такая коварная штука…

— Замолчи! — мне даже показалось, что он снова меня ударит как тогда, ну конечно, правда не нравится никому. — Я больше не буду закрывать глаза на твои выходки. Нарушишь приказ — ответишь по всей строгости.

Похоже я настолько его достала, что он готов меня сдать кому-нибудь с рук на руки и забыть, как страшный сон. Здравый смысл подсказывал, что не стоит окончательно его подводить к этой мысли, наоборот нужно образно говоря поднять лапки вверх, но заставить себя извиниться я так и не смогла.

— Со мной больше не будет проблем, герр лейтенант. Я попрошу гауптмана перевести меня куда-нибудь в тыл, в штабе всегда нужны переводчики.

Вильгельм удивлённо приподнял бровь, пробежался взглядом по моему лицу и осторожно спросил: — И что, никаких условий?

Да что мы, террористы на переговорах, что ли? Я прекрасно понимала, что он и рад, что я свалю, и боится, что так просто не оставлю Фридхельма в покое.

— Нет, — я позволила себе зловещую ухмылку, едва не добавив «расслабься, я действительно покидаю этот проект».

Едва я зашла в хату, Нина бросилась ко мне:

— Скажи, что происходит? Мы сегодня видели, как Любу увезли солдаты. Что она сделала? — я молчала, не зная как ей сказать, что произошло, хотя конечно она узнает не сегодня, так завтра. — Ты ведь знаешь что-то, прошу, скажи…

— Её обвинили в укрытии красноармейца и связи с партизанами, — медленно ответила я, чувствуя, как девушка стиснула пальцы на моих руках.

— Она… жива? — у неё задрожали губы. — Они вытащили её к машине за волосы, даже толком не дали одеться…

Я покачала головой, надеясь, что она не будет выяснять детали. И хотя я формально была ни в чём не виновата, чувствовала себя преступницей за то, что стояла час назад рядом с её палачами.

Нина отшатнулась от меня. В её глазах была ненависть. Понятное дело, что не ко мне лично, но пока я ношу эту форму, я всегда буду по другую сторону для своих.

— Я ничем не смогла бы ей помочь, и она знала, что рискует жизнью, — как же противно оправдываться, ведь почти за те же слова я окрысилась на Винтера.