Чёрт, ну почему я так и не научилась обращаться хотя бы с пистолетом? Я бы, может, и рискнула эффектно признаться, попутно описав немцам весь пиздец, что их поджидал через четыре года. Но! После такого нужно быстро валить саму себя, а не идти под пытки. Смотрю, какой-то пожилой дедулька осторожно сделал пару шагов вперёд и сказал мальчишке-переводчику:
—
—
—
Мальчонка бойко протараторил, разумеется, более приличный по смыслу перевод. Вильгельм, смотрю, не так чтоб и поверил, всё так же холодно рявкнул:
— Где и как мои солдаты могли испачкать форму ядовитой травой?
Дед, прослушав перевод, снова выдал гениальный в своей простоте ответ:
—
Пацан долго и обстоятельно объяснял Вилли особенности местной флоры. Вроде, до немцев начало доходить, что народ не при делах. Вильгельм, впрочем, особо не смягчился, всё так же неприязненно глядя на толпу, задал следующий вопрос:
— А почему не рассказали нам, что там опасно ходить?
Дед конечно красавец. Жжёт на всю. Мне бы такую выдержку.
—
По мере того, как он слушал перевод, бедняжка Вилли всё больше мрачнел лицом. Ну, а что ведь по факту дед прав. Пацан неожиданно внёс свою лепту в оправдательную речь:
— Недавно ваши солдаты нашли в лесу волчьи ягоды, так Яшка наш предупредил, что они ядовитые, а что вы по полю разгуливаете, так мы и не знали.
Крыть сей аргумент было нечем, и немцы стояли с кислыми рожами — вот действительно загнали бедолаг в дикую страну где трава не трава, ягодки — не ягодки. Короче смерть ожидает оккупантов под каждым кустом.
— Чтоб сегодня же выкосили абсолютно всю траву в округе, ясно? — припечатал Вильгельм. — И если ещё раз случится что-нибудь похожее, ответят все.
Ну, что можно сказать, пронесло. Я представила, как народ весь день будет перешёптываться, кто ж им такой «подарок» сделал. Дед явно понял, что не случайно на полянке немцы изгваздались об травушку-муравушку. Но невольно мне подыграл, защищая своих. Ибо кто ещё, как не русский, мог додуматься до такого? Пока что мне везло, но пожалуй, не скоро я рискну провернуть какую-нибудь аферу снова. Уже второй раз убеждаюсь, что из-за меня могут пострадать другие люди.
Винтер вернулся в госпиталь, и следующие пару недель прошли относительно спокойно — стирки и готовки в разы меньше. На фельдфебеля навалилось столько обязанностей, что стало особо не до меня. А я от обилия свободного времени наконец-то смогла немного расслабиться и ещё раз оценить чего делать дальше. Какой же я наивной дурой была, когда рассчитывала, что из госпиталя будет проще сбежать. Немцы расползлись по всей округе, как зараза. Ну сбегу я и дальше что? Во-первых, кто меня приютит без денег, без документов? Во-вторых, где гарантия, что те же немцы не угонят на принудительные работы в Германию? И вообще в личине парня оно как-то спокойнее. Возможно, стоит ещё немного, пользуясь неплохой маскировкой, покрутиться среди них. Мне бы добраться до железной дороги. Хотя опять же как я уеду, раз сейчас тут всё под их контролем? Может, стоит в Москву податься? Из какого-нибудь подмосковного села до столицы рукой подать. Там я уже грамотно прикроюсь статусом беженки, да и работу какую-нибудь найду. Главное — там безопасно. Ну то есть ещё можно, конечно, валить куда-нибудь в Ташкент, но глупо же ехать в тьму-таракань, если можно укрыться в столице? Правда смогу ли я так долго продержаться в немецкой армии? Вот в чём вопрос. Сейчас конец августа, под Москвой насколько я помню историю, битвы начнутся где-то в ноябре. Всего-то осень пережить, подумаешь.
«Хитрожопая же ты, трусливая сучка», — презрительно прокомментировала моя совесть.