Моя чужая новая жизнь

Я всего лишь планировала тихо и незаметно просочиться с немчиками поближе к столице. Честно старалась на отсвечивать и выдерживать улыбчивую дипломатичную дистанцию со всеми. Но куда там! Началось всё с того, что наш пацифист-мечтатель умудрился примелькаться настолько, что я забила на его постоянное присутствие где-то неподалёку. Даже иногда забывалась, что он как-никак вражина. Ведь сколько ни строй из себя сильную независимую женщину, тьфу ты, сурового безэмоционального солдата, а элементарного человеческого общения мне не хватало. Всё-таки я попала сюда не из каменного века. В наши дни у людей общение происходит нон-стоп. Коллеги, друзья, мужья, жёны. И это не считая онлайн-общения во всяких социалках. Мне же, во-первых, пришлось отказаться от родной речи, во-вторых, постоянно думать и говорить о войне и сопутствующих темах уже достало. Я бы, наверное, продала душу, чтобы хоть раз ещё обнять маму, поговорить с каждым, кто что-то значил в моей жизни. Даже помирилась бы с Полей. Ведь когда жизнь идёт по накатанной колее, незаметно становятся неважными мелочи, её составляющие. И нам кажется, что привычные люди никуда не денутся. Я могла по неделям не приезжать к маме. Могла не взять трубку, когда приползала вымотанная с работы, если звонила подруга. Про мужиков промолчу, тут вообще всё печально.

Здесь, даже если отбросить тот факт, что с немцами вообще-то надо не беседовать, а безжалостно валить как врагов, я в любом случае была чужой. И даже со своими, с русскими, придётся разговаривать с оглядкой на разницу почти в полвека. Следить за тем, чтобы не ляпнуть непонятные для них словечки, столь привычные в современной речи. Постоянно фильтровать, что говоришь, с учётом политической диктатуры. С немцами в этом плане попроще будет — знай нахваливай напрочь ебанутого Гитлера, да понтуйся, мол, Германия the best. Специфические русские словечки я не знала как перевести, так что выдать себя, вроде, не должна. Но всё равно предпочитала не вступать в беседы без крайней на то необходимости.

Вот и сейчас я в очередной раз сидела на завалинке, не принимая участия в туповатом трёпе фрицев.

— Как всегда один? — вот точно надо ему колокольчик на шею повесить. Вечно умудряется появиться словно из ниоткуда. Ниндзя хрен знает какого уровня.

— Веселья и без меня хватает, — я кивнула в сторону бойцов.

— Потому я и взял сюда целую библиотеку, — Фридхельм преспокойно уселся рядышком, и я не стала его гнать. Тем более это бесполезно. Даже когда я включала стерву и стебала его, а иногда и открыто крысилась, он всё равно возвращался.

— Скоро, наверное, созрею попросить у тебя, — я задумалась, что бы выбрать. — Ну… Я не поклонник поэзии, а вот Ницше, пожалуй, перечитал бы.

— Как можно не любить стихи? — искренне удивился Винтер. — А как же Шекспир?

— Ну так то Шекспир, — улыбнулась я.— И честно говоря, мне не нравится его увлечение неоправданными душевными страданиями далеко не самых несчастных индивидуумов. И откуда такое кровожадное стремление изощрённо убивать на своих страницах всех подряд: молодых королей, юных дев? Прямо-таки пачками укладывал народ в гроб, — Фридхельм искренне развеселился такому вольному перессказу знаменитого классика. — Ну что ты смеёшься? Я же не говорю, что он плох как писатель. Написано красиво, но возьми ту же «Ромео и Джульетту». Малолетние дурни влюбились и чего бы им не свалить от родителей и жить себе не тужить. Нет же, нужна высосанная из пальца драма, море крови, реки слёз.

— Тебе просто не попадались хорошие стихи, — пытался переубедить меня Фридхельм.

Я скептически смотрела на его воодушевленную мордочку. Наверное, сейчас начнёт доказывать, как крут Гёте или Шиллер. Но он меня удивил.

— В семнадцать лет серьёзность не к лицу,

И как-то вечером оставьте свои полные бокалы,

И шумные кафе и свет слепящих люстр

Под липами пора гулять настала.

Июньскими ночами так дышится легко

И всё вокруг красиво.

Гул города доносится, ведь он недалеко

Приносит ветер запах виноградников и пива.

Июнь, семнадцать лет, и кругом голова,

Шампанское туманит ваши речи.

И вы мечтаете, и на губах у вас

Горячий поцелуй, как бабочка трепещет.