Моя чужая новая жизнь

Проводив наших гуляк, я поспешила домой воплощать свои грандиозные планы. Хочу как следует привести себя в порядок и попробовать наконец-то соблазнить моего чересчур впечатлительного мужа. Теперь, когда я чувствую себя вполне сносно, самое время позаботится о заброшенной личной жизни. Но Фридхельм, насмотревшись, как меня тогда колбасило, по умолчанию решил, что беременность — это нечто вроде болезни, с тех пор и пальцем меня не трогал. Точнее трогал, не заходя дальше нежных поцелуев и обнимашек, а мы явно нуждаемся в большем.

Я придирчиво оглядела себя в зеркале — вроде, ничего. Нездоровая бледность и синяки под глазами потихоньку сошли. Живот пока ещё плоский, может, слегка округлились бедра, но пока что не критично. Грудь, конечно, да, Памела Андерсон нервно курит в сторонке, но это как раз-таки скорее плюс, чем минус. Сейчас бы поваляться в нормальной ванне с ароматной пеной, да масочку какую-нибудь сделать, но придётся довольствоваться баней. Париться, конечно, я не рисковала, смутно припомнив, что беременяшкам такое не полезно, но надо же мне где-то мыться? Попрошу Степановну протопить слегка, чтобы только нагреть воды. Степановны не было во флигеле, наверное, возится в сарае или пошла в курятник. Услышав приглушённые голоса, я вовремя затормозила.

— Ох, сынок, зря ты пришёл, да ещё один…

— Не бойся, я не попадусь, как-никак каждую тропку тут знаю… Говоришь, фрицы куда-то уехали?

— В сторону города поехали, небось, развлекаться.

— Ничего, пусть пока радуются. Мы их так прижмём, что неповадно будет в следующий раз соваться к нам.

— Сынок, да что ж ты один сейчас сделаешь?

— Руки чешутся перебить их всех, но сейчас важнее ликвидировать их командиров.

— Сынок, об одном прошу, будь осторожнее. Я места себе не находила, когда они тогда пошуровали к мельнице. И ведь даже Ваську не пожалели, хоть он пацан ещё…

— Мы отомстим и за него и за остальных ребят. На этот раз они не найдут нас так легко. Лесопилки нет ни на одной карте. Слышал, в нашем доме тоже теперь фрицы гостят?

— А куда деваться? А ну как пристрелят, если откажешь.

— Не обижают тебя?

— Нет. Парень этот вежливый всегда, по-нашему говорит немного. Жена у него есть, переводчицей у них служит. Я сначала думала, она русская, так чисто говорит, а потом смотрю — у неё кольцо, а они разве женятся на наших девчатах?

— Переводчица?

Моё сердце сделало дикий кульбит. Слишком свежи были воспоминания, как Иван волоком тащил меня в лагерь. В панике я попятилась назад и, споткнувшись, едва не грохнулась в сложенные для просушки дрова.

— Кто здесь? — Степановна осторожно приоткрыла дверь. — Ты что-то хотела?

— Баню растопить хочу, — я быстро схватила пару поленьев.

Сердце колотилось так, что, казалось, вылетит из груди. Что мешает её сыну дать мне сейчас по башке и отбуксовать в лагерь? Им же нужна инфа.

— Пойдём, я сама истоплю баню.

Я продолжала медленно отступать назад. Охотнее всего я бы сейчас заперлась в доме, но если как-то выдам, что в курсе её ночного гостя, мне точно хана. Этот мужик, что сейчас прислушивается, о чём мы беседуем, не задумываясь меня грохнет, если поймёт, что я догадалась. Чтобы спасти мать от допросов, да и она тоже, защищая своего сына, пойдёт на всё.

— Что, опять плохо тебе? — Степановна ухватила меня за локоть и настойчиво повела в сторону бани. — Ничего, сейчас я ромашку с мятой заварю, попаришься чуток, и всё пройдёт.

Тётка больше не казалась мне безобидной. В лучшем случае она сейчас меня отвлекает, чтобы сын без проблем смог уйти огородами, а в худшем — запрёт в бане и спалит на хрен. Сейчас в селе остались от силы десяток солдат, спасти меня явно не успеют. Соваться наружу тоже было страшно. А если он ещё не ушел и шарится где-то по двору? Он же не просто так заявился сюда.