Моя чужая новая жизнь

— Боюсь, герр штурмбаннфюрер, ваши мечты неосуществимы, — холодно улыбнулась я. — Все эти платья и туфли бесполезны в фронтовых условиях, я уж молчу о жутких морозах.

— Вот поэтому я и считаю, что здесь женщинам не место, — грубовато ответил он.

Нет, я не дам ему испортить ещё больше себе настроение! Несколько бокалов неплохого шампанского и вкусняшки вроде французского паштета из печени «циррозных» гусей и чернослива в шоколаде немного примирили меня с реальностью. Колбасу я попробовать не рискнула, подозревая, что на её изготовление пустили одну из немногочисленных лошадей, а вот жареная курочка зашла на ура. Файгль толкнул мотивирующую речь, мол, пусть это будет последнее Рождество, которое мы проводим на чужой земле, и что лучшим подарком для наших близких будут победы, которые мы принесём Германии. Парни вразнобой затянули «Stille Nacht, heilige Nacht» и, надеюсь, не заметили, что я не принимаю участие в этом песнопении. Вот это было бы действительно странно… Не знать слова рождественского гимна, по идее каждому хорошо знакомые с детства. Радио с шипением и помехами попыталось подбодрить нас военным маршем, но вскоре окончательно сдохло, так что «обращение президента» прошло мимо. Да и что бы мог сообщить Адик? Насколько я помню, именно сегодня Паулюса окончательно загнали в тиски.

Парни, впрочем, быстро нашли альтернативу. У эсэсманов имелся патефон с пластинками. Я смотрю, наша Грета по-прежнему популярна, и «маленькое сердце» крутят уже по третьему кругу.

— Вот вернусь и обязательно разыщу фройляйн Дель Торрес.

— Ага, она тебя так прямо и ждёт.

— Дай хоть помечтать…

Я отложила картонный конверт. Грета на этой обложке такая красотка. Как она там? Продолжает жонглировать поклонниками? Почему бы нет, ведь откуда ей знать, какой пиздец творится на фронте? В Берлине совсем другая жизнь, народ верит, что вот-вот всё закончится, слушая, что им заливают в уши. Так, всё, обещала же хотя бы сегодня не загоняться.

— Рени, как ты там говорила? Нужно сжечь бумажку и бросить пепел в стакан с шампанским?

— Да, причём успеть, пока часы не пробьют двенадцать.

Ну а что? Давно пора приобщать их к русским традициям, пусть и таким дурацким.

— И какое же твоё желание? — Фридхельм аккуратно заглянул, но я шустро прикрыла бумажку.

— Не скажу, а то не сбудется.

Не иначе это всё «волшебные пузырьки» от шампанского, но я вдруг ощутила прилив оптимизма. Помню бабушкина соседка часто сыпала перлами вроде: «Жизнь, она такая — килограмм дерьма, килограмм повидла. Килограмм дерьма, килограмм повидла». Так вот, должен же когда-нибудь закончится «килограмм дерьма»?

— Эй, а что делать, если бумажка не догорела? — проныл Бартель.

— Ты что там целый список насочинял?

Этот праздничек однозначно будет повеселее, чем тогда в землянке.

Я отошла «попудрить носик» и, возвращаясь, заметила на крыльце одиноко маячившую фигуру.

— Вильгельм?

Опять он рефлексирует… В глазах какое-то неприкаянное одиночество и тоска. А, ну да, помню я этот их пунктик — собраться всем вместе непременно на Рождество.

— Ну и чего ты киснешь здесь? Всегда же можно найти предлог, чтобы проехаться в госпиталь.

— Я был там вчера, — тихо ответил он. — Чарли уехала домой.

— Насовсем? — опешила я.

— В отпуск, — он вытащил сигарету, протянув пачку и мне.

Даже не знаю, что сказать. У меня давно сложилось «особое мнение» на их счёт, но, блин, всё равно жалко.

— Видимо, наше обещание откладывается ещё на год.

Бери выше — на три.

— Она бы не поехала, если бы ты вёл себя по-другому, — всё-таки сказала я.

— Я не могу, — он как-то беспомощно улыбнулся. — Каждый раз, когда я уже готов с ней объясниться, вспоминаю, что она будет чувствовать, если узнает, что я пропал без вести или убит. Она переживает за нас всех и сейчас, но если мы поженимся, всё будет уже по-другому.

— Просто помни, что ты всегда можешь передумать, — я тоже в какой-то мере теперь понимала его.

* * *

— Ты не видела Вильгельма? — Фридхельм отошёл от парней.

— Он там, — я кивнула в сторону двери. — И кажется, ему не помешает моральная поддержка.

Фридхельм без лишних вопросов направился на улицу. Я зависла у фуршетного стола, прикидывая, что бы ещё схомячить, пока есть такая возможность. Ветчина выглядела аппетитно, так же как и персики в желе. Нет, такими темпами я обожрусь и лопну.

— Шампанского? — услышала позади вкрадчивый голос.

Обернувшись, я увидела Химмельштоса. Вот уж с кем с кем, а ним я точно пить не буду. Заметив мои колебания, он усмехнулся.

— Уверен, вы не откажитесь выпить за здоровье нашего фюрера.

— Не откажусь, — медленно ответила я, мысленно пожелав ему и заодно их драгоценному фюреру провалиться в какое-нибудь о-о-очень гадкое посмертие.

— Вы сегодня просто неотразимы, — я поёжилась, почувствовав его ладонь на талии.

— Вы меня смущаете, — я попыталась увернуться. — Пойду, поищу своего мужа.

— Да бросьте, — он ловко оттеснил меня в нишу перед окном. — Я же слышал, вы отправили его к брату.