Моя чужая новая жизнь

Её бесцеремонно швырнули на стол, и один из солдат замахнулся толстенным проводом. Я отвела глаза, но это было бесполезно, уши-то не закроешь. Свист провода, глухие звуки ударов, тяжёлое, хриплое дыхание… Не знаю, как она умудряется держаться. Я уже потеряла счёт ударам, а она даже не кричит.

— Показывай, где вы прячетесь, — Химмельштос ткнул ей под нос карту.

Девушка медленно подняла голову. Искусанные в кровь губы искривились в презрительной усмешке.

— Ах ты тварь! — он со злобой уставился на карту, где красовался теперь смачный плевок. — Ничего, ты заговоришь.

Девушка сдавленно застонала, когда её бросили на стул.

— Если ты признаешься, умрёшь быстро, ну а если будешь упорствовать — всю шкуру спустим.

— Я не боюсь пыток, — хрипло ответила она. — Советские бойцы никогда не сдаются. Мы по капле отдадим свою кровь за Родину и рано или поздно сотрём вас с лица земли!

Я едва не вскрикнула, увидев в руке солдата плоскогубцы.

— Давайте сюда пальчик, фройляйн, — глумливо протянул он.

Я услышала тихий сдавленный стон.

— Какая-то ты хлипкая. Вы же обычно хвалитесь, что не издадите ни звука.

Да тут бы кто угодно орал от боли! Во всяком случае, изнеженные мальчики моего времени, которые впадают в депрессию по любому поводу и без, точно.

— Только не вздумай отключиться, дрянь, — я вздрогнула от хлёсткого звука пощёчины.

— Дайте ей хотя бы воды, — пробормотала я.

Девушка действительно выглядела на грани обморока. Ещё бы… Несколько пальцев уже зияли кровавыми ранами на месте вырванных ногтей. Химмельштос кивнул, разрешая, но напиться по-человечески ей не дали. Один из солдат просто окатил её пару раз водой из кружки.

— Ну что? Продолжим, или ты всё расскажешь? — перевела я очередной вопрос.

Она промолчала, вызвав этим очередной шквал злых насмешек.

— Этой дуре нравится терпеть боль?

— А может, ей понравилось принимать в себя немецкие члены, и она хочет перед смертью ещё раз повторить?

Кто-то рванул её рубашку, обнажая грудь.

— Ну же, говори!

Я почувствовала дурноту, увидев, как тиски сжались на её груди, превращая сосок в кровавое месиво. Сдавленно вскрикнув, я пулей выбежала на улицу. Свежий морозный воздух немного помог, но я чувствовала, что не в силах сделать и шага, чтобы вернуться.

— Что вы себе позволяете, фрау Винтер? — грубо спросил Химмельштос. — Это что ещё за выходки — уходить посреди допроса?

— Вы разве не видите, что ей плохо? — огрызнулся Фридхельм.

— Сейчас, когда на кону стоит наша победа, недопустимо проявлять слабость, — отрезал он. — Да любой мальчишка из Гитлерюнгена держался бы лучше, чтобы не опозорить своего фюрера. Вы идёте, или мы будем ждать, пока вы приведёте в порядок свои нервы?

— Иду, — процедила я.

Тупому ежу и то понятно, куда он клонит. Ну нет, я не дам повода сфабриковать обвинение в «паникёрстве».

— Герр штурмбаннфюрер, девка в отключке, — солдат грубо пнул бесчувственное тело. — Что с ней делать дальше?

— Бросьте в сарае, продолжим завтра.

Я представила, каково провести ночку в ледяном помещении в одной рубашке, и вопреки своему страху решилась возразить.

— Верните ей хотя бы что-то из тёплых вещей, иначе утром обнаружите труп.

Химмельштос уставился на меня тяжёлым взглядом, затем нехотя кивнул, и солдат подхватил брошенный в углу ватник.

* * *

— Как ты? — Фридхельм поставил на стол стакан с чаем. — Пей, тебе нужно согреться.

У меня всё ещё стояли перед глазами жуткие картины.

— Рени, — он коснулся моей ладони.

Я промолчала. Я просто не знаю, что тут можно сказать. Притворяться, что всё в порядке, тоже не могу.

— Я поговорю завтра с Вильгельмом. Бесчеловечно заставлять тебя смотреть на эти мерзости. Почему этот тип такой упёртый? — он резко отодвинул стул и вскочил, подхватив со стола сигареты.

— Это бесполезно, — бесцветным голосом ответила я. — Химмельштос ещё с прошлой осени взял Вильгельма на карандаш после его заступничества.

Как бы это цинично не звучало, но выход только один. Повезет, если эта несчастная как можно раньше умрёт, но эсэсманские гады отлично знали, как мучить человека, сохраняя ему жизнь, если надо. Девушка стойко держалась уже три дня. Мне казалось, я схожу с ума или попала в настоящий ад. Эти глухие крики и тошнотворный запах крови и рвоты ещё долго будут преследовать меня в кошмарах.

— Тащите её вот сюда, — Химмельштос кивнул в сторону печки.

Девушку подтолкнули, вынудив опереться руками о раскалённую поверхность конфорки.

— Говори, где находится ваш отряд? — свист провода снова рассёк воздух.

Они умирали и терпели жуткие муки не за Сталина и не за коммунизм. Точнее, не только за это. Потому что знали, что этих нелюдей нужно остановить любой ценой.

«Прости, что не могу быть такой же сильной как ты», — мысленно прошептала я безымянной героине. На распухшее от бесконечных побоев тело с чернеющими гематомами было жутко смотреть, но почувствовав запах горелой плоти, я не выдержала. Едва успела добежать до крыльца, как меня вывернуло.