Моя чужая новая жизнь

Ну вот, сейчас меня опять начнёт гнобить Шнайдер или Каспер, мол, я струсил. Можно подумать, никто из них не прятался в окопах, когда шла бомбёжка. Не всем же стрелять из пулемётов. Но на удивление, парням было не до моих моральных качеств, они наперебой орали на Фридхельма.

— Винтер, ты идиот! Тебе это с рук не сойдёт!

— Ты это сделал нарочно!

Интересно, что он натворил? Тоже отсиделся, как и я, в окопе?

— Что случилось? — спросила я у Каспера.

— Мы с ним были в карауле, и этот кретин нарочно не потушил сигарету, когда русские начали кружить над нами, — со злостью ответил он. — Я не знаток чужих заёбов, но если так охота было сдохнуть, зачем тащить за собой всех? Бросив взгляд на потерянное лицо Фридхельма, я сразу поняла, зачем он это сделал. Рано или поздно придётся повторить то, что сделал сегодня штурмбаннфюрер. Кто из них пойдёт против приказа расстреливать, жечь, мучить? Имеет ли право каждый из присутствующих жить после того, что натворили и ещё натворят? Не имея смелости на открытый бунт, синеглазка решил выпилиться. Я почему-то чувствовала горечь вины. Ну что мне стоило для разнообразия пожалеть не себя, а найти время для разговора? Могла бы при желании и найти его вчера. Дичь, конечно, отговаривать нациста от суицида, но элементарная честность заставляла признать, что по отношению к этому запутавшемуся мальчику мои принципы уже давно не работали. Самое страшное, что меня саму сегодня накрывали похожие мысли, и я отлично понимала, что он сейчас чувствует. Винтер так и остался стоять возле злополучного окопа. Я оглянулась — большинство парней ускакали тушить пожар. Думаю обойдутся без меня, вон их как много. Я решительно потопала к синеглазке. Бросив взгляд на его мордашку, поняла, что его всё ещё кроет.

— Это не выход, — я стала рядом, как загипнотизированная смотря на огненные всполохи.

А ведь мы все могли погибнуть, даже не проснувшись. Так что злость парней тоже вполне логична.

— Ты не понимаешь, — после довольно долгой паузы отозвался он.

— Понимаю, — я вздохнула. — Возможно, мы все здесь не самые хорошие люди, но даже если бы сейчас мы погибли под русскими бомбами, глобально это не изменило бы ничего.

— Почему ты так считаешь? — Фридхельм повернулся ко мне и наконец-то посмотрел более осмысленным взглядом. — Зла вокруг однозначно стало бы меньше.

— Возможно, — согласилась я. — Но смерть не позволяет ничего не изменить, ни исправить. Мир меняют поступки. — А если ничего изменить нельзя? — с горечью спросил он. — Ты же знаешь, как я отношусь к войне, Карл. Однако не смогу бороться против системы.

— Это да, если идти против течения, тебя рано или поздно снесёт, — я пыталась убедить его в том, во что сложно верить самой. Действительно ли возможно оставаться человеком, когда больше нет ни правил, ни морали? — Ты можешь либо утонуть, либо куда-нибудь выплыть.

Винтер снова смотрел на меня знакомым взглядом, пытаясь прочитать, что кроется за фасадом мальчишки Карла. Пусть лучше ломает голову над моими тайнами, чем занимается всякой хренью. Почему-то я была уверена, что все его догадки насчёт странностей Карлуши останутся с ним.

— А куда пытаешься выплыть ты, Карл?

Хороший вопрос. Можно я не буду ничего отвечать?

— Майер, ты почему здесь прохлаждаешься? — рыкнул позади нас Кребс. — А ты, Винтер, вообще-то до утра ещё числишься на посту, не забыл?

***

Всё утро я тревожно приглядывалась, чем кончится ночная выходка мальчика-одуванчика. Пока что всё было в обычном режиме солдатских будней. Возможно, благодаря братику, дело спустят на тормозах, и его не отправят под трибунал. Сегодня Кребс особо лютует — отработка маневрирования едва не довела меня до истерики. Да я так скоро при малейшем шорохе буду падать оземь и кун-фу пандой уворачиваться от теоретических пуль. Уставшая, как будто сутки разгружала вагоны, я приползла в столовку и сначала не заметила, что как-то подозрительно тихо эти гады себя ведут. Молча стучат ложками, словно куда-то торопятся. Не то чтобы меня это напрягало, или я так уж хотела вести застольные беседы, но все же странно.

— Карл, ты не принесёшь воды? — немного суетливо спросил Кох.

Я медленно обернулась, всё больше уверяясь, что вокруг затевается какая-то дрянь, а от меня тупо и неумело пытаются отделаться. Хренушки куда я уйду, загадочные вы мои.

— Я вообще-то ещё ем, — я медленно помешала ложкой наваристый супец.

Кох скорчил гримаску, мол, ну что ж ты такой упёртый, малыш?

— Да к чёрту, хочет торчать здесь, пусть остаётся, — вякнул Шнайдер, резко отодвигая стул.

Я не успела понять, что к чему, а он уже подлетел к мирно жующему ботану и со всей дури вломил ему в челюсть. Тут же подхватил его за шкирку и снова проехался кулаком по физиономии. Бартель, Каспер и новенький, кажется Мориц, обступили их кружком и тоже принялись пинать не сопротивляющегося Винтера. Он, словно ростовая кукла, летал между ними, даже не пытаясь закрываться от ударов.

— Вы что творите, сволочи? — не раздумывая, как я буду выглядеть в центре этого замеса, вскочила я.