Моя чужая жена

– Ну что ты, я тебе должен за спасения МОЕЙ ЖЕНЫ, – выделяет последние слова, ставя на них акцент. – Дело пока не запущено, ничему не дают ход, тебя просто нагибают и показательно порют. Ломают. Еще пара недель – и ты подпишешь все, что они хотят. Холод, голод, грязь, одиночество, моральное давление и болезни превратят тебя в животное, зона покажется раем. И тебя туда отправят, попутно повесив еще парочку глухарей, – ухмыляется Доронин. Берет стул, переворачивает, ставит его спинкой и садится лицом ко мне, складывая руки на спинку.

– Охренные перспективы, романтика, – ухмыляюсь и тушу окурок пальцами, намеренно обжигая кожу, чтобы рассеять туман и начать мыслить. Вычислить его игру.

– Вот и я думаю, что туда тебе и дорога, – иронично улыбается уголками губ.

– А как же «я тебе должен»? – наглею, но мне уже плевать. Этот хитрый шакал что-то задумал.

– Быстро схватываешь, Антошка. Ты пей сладкий чай, тебе полезно.

– Спасибо за заботы. Вашими молитвами, Захар Альбертович, – язвлю, но с удовольствием отпиваю чаю. Желудок сосет невыносимо, знобить начинает. Глюкоза сейчас как никогда кстати.

– Так вот я-то, конечно, должен, но ты некрасиво трахнул мою жену, а за это наказывают. Поэтому мы теперь в расчёте, – смотрит на меня с превосходством. А я сжимаю челюсть. Потому что это не я взял его, а он МОЕ.

– А что ты тогда здесь делаешь? Столько инфы накопал, бумажками своими тряс перед следаком.

– Да так, выполняю просьбу своей жены, – встает со стула, вынимает из пакета контейнеры с едой, одежду, лекарства. – Тут обезболивающее и антибиотики. Советую пропить. Если почки воспалятся, лечить тут тебя никто не будет. А ссать кровью ты еще долго будешь. Так вот, я не монстр. Вытащу тебя, Таня уже написала заявление и дала показания. Коликова утихомирю, у меня есть свои рычаги давления на таких людей. А ты взамен забудешь о существовании Татьяны. Она очень восприимчивая девочка, чувствительная, – вновь делает паузу, позволяя мне почувствовать последнее слово. И сразу хочется проехаться по его лощеной морде, чтобы «подправить» этот самоуверенный фейс. – Поностальгировала немного, но не более, из семьи не уйдет, да и я больше не позволю этому случиться. Мы поговорили, она считает вашу мимолетную связь помешательством, но просила помочь тебе за спасение. А я делаю все, что желает моя жена, потому что мне очень дорого ее равновесие. Ну и немного личного – тоже должен нагнуть этого ублюдочного мажора.

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Таня – моя! Всегда была, есть и будет. Ты – это просто метод забыть меня, но безуспешный.

– Да-а-а-а?! А почему она тогда сейчас в моем доме и в моей кровати? Кстати очень искусно просит прощения по ночам за недоразумение в виде тебя, – усмехается Костюм.

Резко встаю со стула и хватаю Доронина за грудки. Голова кружится, в глазах темнеет, но я цепляюсь пальцами в его идеально выглаженную свежую рубашку и тяну к лицу. Не сопротивляется, стоит ровно, ухмыляясь мне в лицо. А меня трясти начинает от мысли, что он сейчас не лжет. Разве моя Таня может выйти из моей постели и тут же лечь с ним? И наоборот… А ведь может, ведь так оно, в принципе, и есть. Она уже давно не та девочка, которую я знал.

– Не веришь, Аверин? – приподнимает брови, а я отрицательно мотаю головой. Он вынимает из кармана телефон, почти не глядя, набирает номер и подносит его к уху. – Алло, Татьяна, поговори с бывшим мужем, – он протягивает телефон мне. Отпускаю его рубашку, забираю телефон, а у самого руки трясутся. Мне так надо услышать ее голос, чтобы не хотелось сдохнуть, а появились силы начать бороться.

– Алло? – Давай, родная, скажи мне, что это все неправда…

Глава 23

Антон

– Антон, – робко еле слышно произносит Таня.

– Тата… – так же хриплю, не решаясь задавать вопросы, потому что не хочу слышать ответы. Обхожу стол и отворачиваюсь к окну. Мне неприятен сам факт, что Доронин присутствует при нашем разговоре. Это только наше, очень интимное.

– Как ты? – немного громче, с надрывом спрашивает она.

– Я нормально, Таня, – перестаю чувствовать боль, слабость, усталость, даже туман рассеивается. Хочу слышать ее голос еще и еще, хочу сам много чего сказать. Просить прощения, умолять, признаваться, нашептывать нежности и обещать, что все будет по-другому. Но в горле встает ком, а в затылок давит взгляд Доронина.

– Антон… – она глотает воздух, словно каждое слово ей даётся с трудом.

– Ты прости меня, родная… – я вдруг понимаю, что, при всей своей дикой любви, одержимости и желании ее вернуть, так ни разу и не попросил прощения.

– Антон, не нужно! – холодно отрезает она, словно дает пощечину, но я заслужил. – Я там предала тебе еду. Ты держись, пожалуйста, слушай Захара, он вытащит тебя.

– А какова цена, Танечка?

– Антон…

– Да скажи ты уже что-нибудь, кроме моего имени?! – меня взрывает, корежит изнутри.