Моя девочка

— Отпустите ее. Мы разберемся. Вы… — говорит мне врач, быстро осмотревший Киру и командующий своим: — Быстро, надо спешить. В третью областную, она ближе.

— Я с вами, — откашливаюсь я.

— Возьмите его на борт, — улыбается непонятно откуда взявшийся Гарик, лучший следак нашего города. — А иначе он возьмет вас на абордаж.

ГЛАВА 26.

Фил

Поездка в вертолете кажется вечностью. В мою девочку втыкают какие-то трубки, провода. Врачи переговариваются непонятно, так, словно меня и вовсе нет. О каких-то дозах и показателях. Ни хрена не понятно.

Я все еще мокрый и вне себя от злости. Я держу Киру за ладонь, целую холодные пальцы. Ее глаза в черных кругах, веки плотно закрыты.

— Она жива? — спрашиваю я каждую минуту.

— Да, — терпеливо отвечает доктор.

Во дворе больницы нас встречает каталка, и Киру стремглав увозят куда-то.

Я кидаюсь следом.

Я мчусь как могу, но иду все еще недостаточно быстро. Бля, я еле передвигаю ногами. Меня удерживают, осматривают, говорят куда-то пойти. Я матерюсь как сапожник, и от меня наконец отстают.

Когда я добираюсь к двери отделения неотложной помощи, я почти вытаскиваю медсестру, стоящую насмерть. Требую увидеть Киру. Мне велят ждать. Наверное, так в раю я буду ждать ответа от Серафима. Хотя и так понятно, куда мне идти с моей гребаной жизнью.

Я жду, честно и долго жду, а потом вновь пытаюсь прорваться.

— Ничего сказать пока не могу. Мне очень жаль, но в реанимацию пускают только родственников. Кто вы ей? — спрашивает медсестра, блокируя меня.

Она закрывает весь дверной проем собственной широкой спиной.

Толстая упрямая баба, меряющая меня презрительным взглядом.

И что мне ей сказать? Что я ее любовник? Что она свет моей жизни? Что я тот, из-за кого она чуть не погибла?!

— Я… Я ее отец! — хрипло вырывается из моего горла.

К чертям. Со мной и так все ясно. Я направлюсь в ад дорогой из благих намерений, но мне нужно, мне жизненно необходимо увидеть мою девочку.

Медсестра зовет кого-то. Меня проверяют, заставляют переодеться, пропускают к Кире, и у меня сжимается сердце.

Ее голова перевязана, руки и ноги — тоже. Господи, она почти ребенок. Хрупкая, вся в синяках под повязками, глаза запали. Она просто тонет в этих белых простынях.

Боже, спаси мою девочку!

Врач приходит и сообщает мне, что у нее сильное обезвоживание, сотрясение мозга, растяжение запястья, перелом руки и ребер, нагноение ран на запястьях и лодыжках и еще дохрена повреждений, но ей повезло, что она вообще жива.

Я молчу. Я не знаю, как можно жить с таким диагнозом. Мне кажется, он подходит скорее мертвому.

От следака приходит эсэмэс, что машину из водохранилища вытащили. Артур мертв. В доме найдены останки трех женщин. Одна старая, две — молодые.

«Вы молодец, Филипп. Если бы не вы и ваша дочь, было бы четверо и бог знает сколько еще».

Меня корежит от злобы. Я хочу оживить этого гада и порвать на мелкие кусочки за то, что он сделал с Кирой. Я жалею, что не нырнул за ним. Я бы заставил его пожалеть о содеянном, а он просто умер! Легко отделался.

Я держу Киру за руку всю ночь, но она не просыпается. Когда пожилой серьезный доктор делает обход по утрам, он говорит мне, что ее жизненно важные органы в порядке и что моей девочке нужно только время.

— Он ее не…

— В последние два дня у нее не было интимных связей, — сухо обрывает меня врач. — До этого времени было много и достаточно грубо.

Я выдыхаю и качаю головой. Значит, только я, только со мной. Не знаю, важно ли это для меня. Но это определенно важно для Киры.

Я боялся, что это гад ее сломал. И рад, что он до нее не добрался.

После утренних обходов пропускают Лизу.

— Как ты прошла? — удивляюсь я.

— Сказала, что я ее сестра, — тихо признается моя дочь и спрашивает: — А как тебя пропустили?

— Сказал, что я ее отец.

Она фыркает как-то невесело.

— Как она?

— Стабильно тяжело, — дежурной фразой отвечаю я. — Множественные повреждения. Еще не очнулась.

Она садится рядом со мной и начинает плакать. Тихо, как плакала в детстве. Просто прижимает к лицу ладони, плечи вздрагивают, а между пальцами без конца сочатся слезы.

— Эй, все будет хорошо, малышка! С ней все будет в порядке.

Я пытаюсь успокоить свою дочь, хотя мои слова звучат не слишком убедительно даже для меня.

— Доктор сказал, все будет хорошо! — уверенно говорю я, когда дочь вскидывает на меня глаза.

— Папа, мне очень жаль. Это все я виновата!

Я прижимаю ее к себе.

— Ш-ш… Моя малышка, это не твоя вина. Это моя вина. Я не должен был позволить ей уйти той ночью. Мы должны были просто поговорить. Я должен был быть правдивым с тобой и с ней с самого начала. Ты был права, я гребаный ублюдок.

Лиза плачет, утыкаясь мне в плечо. Когда она отстраняется, я вытираю ее мокрые щеки.

— Прости, малышка. Я должен был тебе сказать про меня и Киру.

Она долго молчит, вглядываясь в подругу.

— Но почему?

— Что почему?

— Почему она?

— А ты не знаешь?

Лиза качает головой.

— Я знаю, почему она подруга мне, но не знаю, почему она твоя… твой… хгм.

На данный момент мне нечего терять, поэтому я говорю ей правду.