Моя дорогая жена

В конце концов, Миллисент узнала все мое прошлое, и мы стали обмениваться только новостями. Я бомбардировал ее эсэмэсками, описывая мельчайшие подробности своего дня. Она присылала мне забавные картинки о том, как проходил ее день. Я никогда никого не узнавал настолько хорошо, как узнал Миллисент, и никогда не делил ни с кем так свою жизнь. Это продолжалось и когда мы поженились. И даже в браке, когда Миллисент была беременной Рори.

До сих пор помню первую вещь, о которой я жене не рассказал. Я имею в виду первую важную вещь. Это была машина. У нас их было две. Автомобиль Миллисент был новее моего – я ездил на допотопном старом грузовичке, в котором умещалось все мое теннисное оснащение. Когда Миллисент была на восьмом месяце беременности, мой грузовичок сломался. На его ремонт требовалась штука баксов, а у нас таких денег не было. Те деньги, что у нас имелись, мы откладывали на детскую кроватку, коляску и кучу подгузников, которые нам в скором времени должны были понадобиться.

Я не хотел расстраивать Миллисент, не хотел, чтобы она волновалась. И я сделал выбор. Я сказал ей, что грузовик поломался, но не так серьезно, как было на самом деле. Чтобы оплатить ремонт, я открыл новую кредитную карту – только на свое имя.

Мне потребовалось больше года, чтобы выплатить кредит, но я ни разу не проговорился о нем Миллисент, и другими своими заботами я ее тоже не грузил.

А потом мы перестали обсуждать мелочи. У нас появился сначала один ребенок, затем второй. И хлопот у Миллисент заметно прибавилось. Ей уже было не до забав, и она больше не придавала значения пустяковым деталям, а я прекратил докучать ей подробностями о своих клиентах. Мы оба перестали спрашивать, перестали вдаваться в подробности и сосредоточились на основных моментах нашего бытия. Так и сейчас.

Иногда нам довольно улыбки или подмигивания.

16

За двадцать четыре часа Оуэн Оливер Рили становится притчей во языцех. Его лицо мелькает во всех местных новостях и на веб-сайтах. Мои клиенты только о нем и говорят. Те, кто родом из других мест, желают узнать как можно больше подробностей. А здешние не могут смириться с мыслью, что он действительно вернулся. Кекона, местная сплетница, упивается всеобщим вниманием.

Несмотря на то, что она родилась на Гавайях, Кекона прожила в Вудвью достаточно долго, чтобы узнать все наши легенды, мифы и «знаменитостей» с дурной славой. Но она не поверила, что Оуэн Оливер вернулся ни на секунду.

Мы находимся на корте, и Кекона работает на свою подачу. Опять. Она полагает, что если сможет зарабатывать очки на каждой подаче и выполнять их одну за другой, то ей не придется доигрывать игру до конца. Теоретически она права, но в реальности ни у кого не получается это сделать, если только противник – не пятилетний мальчонка.

– Оуэн мог податься куда угодно, чтобы и дальше убивать женщин. С чего они решили, что он вернулся? – недоумевает Кекона.

– Если под «ними» вы имеете в виду полицейских, то они даже не заикались об Оуэне Оливере. Его имя прозвучало в вопросе одного репортера.

– Пфф.

– Я не вполне понял, что вы хотели сказать.

– Я хотела сказать, что это нелепо. Оуэн в один прекрасный день взял и исчез. У него не было причин возвращаться назад.

Я пожимаю плечами:

– А если он вернулся домой?

Кекона закатывает глаза:

– Жизнь – не фильм ужасов.

И она – не единственная, кто так считает. Все, кто услышал про Оуэна впервые, полагают, что возвращаться ему сюда не было никакого резона. Они так же, как и Кекона, не видят в этом здравого смысла, но те, кто тут пожил достаточно для того, чтобы помнить страшные деяния серийного убийцы, верят, что Оуэн вернулся домой. Особенно женщины.

Они помнят чувство страха, завладевавшее ими, когда они оставались одни – будь то на улице или внутри дома, потому что Оуэн хватал своих жертв практически везде. Две женщины исчезли в своих собственных домах, одна пропала в библиотеке, другая в парке. И, по меньшей мере, трое – на парковках, из них две женщины попали на видеокамеру. Но пленка была старой, а изображение зернистым и нечетким. Оуэн выглядел в кадре большим расплывчатым силуэтом в темной одежде и с бейсбольной кепкой на голове. И эти видео теперь снова крутили в новостных репортажах. Целыми днями.

Сегодня у меня еще урок с Тристой, женой Энди. Но, проходя через раздевалку, я замечаю ее в спортивном баре. Триста смотрит новости на одном из больших экранов. Как и ее муж, она недавно разменяла пятый десяток и не выглядит моложе своих лет. Концы ее волос слишком светлые, а глаза всегда окаймляют черные круги. И загар у нее глубокий, неправдоподобно натуральный. Триста сидит в баре одна. Пьет в час дня красное вино. Бутылка стоит перед ней на столике.

Похоже, урока у нас сегодня не будет.

Некоторое время я молча наблюдаю за Тристой со стороны – не уверенный, стоит ли мне вмешиваться. Я словно ученик парикмахера, не знающий, следует ли менять даме стрижку или лучше оставить как было. Нет, пожалуй, все-таки следует. Это может оказаться интересным.

– Привет! – подхожу я к Тристе.