Моя дорогая жена

Сначала она заявилась на теннисный корт. Миллисент никогда не ходит на теннисные корты. Если она и наведывается в клуб, то только за тем, чтобы поплавать или пообедать с кем-нибудь, поэтому, когда она пришла на корт, я подумал, что что-то случилось. А моя жена просто решила меня выкрасть.

Она завезла нас в какую-то глухомань, остановилась, указала на лес и произнесла всего одно слово:

– Пошли.

И мы пошли.

В паре сотен ярдов от дороги мы вышли на поляну. На ней уже стояла палатка – рядом с кострищем из камня. Маленький пластиковый столик был сервирован пластиковыми тарелками, стаканчиками и толстыми свечами.

Миллисент вывезла меня на лоно природы! Она не любит отдых на природе. Но на одну ночь она притворилась, будто это ей по душе.

Увы, Миллисент тогда забыла спрей от насекомых. И через некоторое время ими были облеплены все свечи. Тем не менее, они продолжали гореть. А еще жена не догадалась запастись водой, чтобы мыть посуду или чистить зубы. Но все это было неважно. Мы сели у костра, съели слегка подогретый суп, выпили дешевое пиво и даже позанимались незатейливым сексом. А потом заговорили о будущем, которое теперь выглядело совсем иначе, чем раньше, – из-за детей. Нет, оно не казалось нам мрачным. И не пугало нас. Просто приоритеты поменялись.

Мы избегали разговаривать о вещах, которые мы бы хотели, но уже больше не могли заиметь.

Где-то после полуночи мы заснули. (Я не ложился так поздно с Рождественского Сочельника, когда мы вынуждены были бодрствовать, чтобы выложить подарки Санты.)

А на следующее утро, когда я вышел из палатки, Миллисент уже стояла перед ней, зажав рот руками. Наш лагерь был разорен.

Все перевернуто, раскидано вокруг, опустошено, посуда с едой откупорена или разбита, а наша одежда разбросана на земле.

– Мусорщики, – предположил я. – Может быть, еноты.

Миллисент ничего не ответила. Она была слишком напугана.

Придя немного в себя, она начала подбирать наши вещи.

– У нас есть еще немного кофе, – сказал я, поднимая с земли маленькую баночку растворимого напитка. – Мы могли бы приготовить…

– Я думаю, что это были не еноты, – выдавила из себя Миллисент, собирая то, что осталось от содержимого рюкзака.

Я посмотрел на нее:

– А тогда кто же?

– Наш лагерь разрушили не звери. А люди.

– Почему ты так решила?

Миллисент указала на палатку, в которой мы спали:

– Они не тронули ее.

– Возможно, они попросту искали еду. Может, они не додумались…

– А может, это были люди.

Я больше не спорил. Мы побрели из леса к машине.

И с того самого дня, стоит зайти разговору о походах на природу, Миллисент вспоминает об ужасных людях, рывшихся тогда в наших вещах. Я до сих пор думаю, что это сделали какие-то звери, а не люди, но не спорю с женой. Миллисент видит мотив за любым происшествием.

А мои воспоминания о том выезде на природу другие. Для меня важно, что моя жена устроила его, чтобы меня удивить и впечатлить!

* * *

Аннабель Парсон не болеет, не опаздывает на работу и не берет больше двух выходных подряд. И всегда выходит на замену, если кто-нибудь заболевает, а это значит, что у нее нет бойфренда. Никого, кто бы мог бы прийти к ней поздно вечером. Пары обычно дорожат выходными, особенно те, у кого нет детей, а Аннабель все равно. И – вишенка на торте! – она была удостоена звания «Инспектор месяца» целых пять раз! И упомянута на окружном веб-сайте.

Я рассказываю все это Миллисент.

– Ты прав, – кивает жена. – Она подходит идеально.

– Я также набросал новое письмо Джошу, но пока я тебе его не покажу.

– Не покажешь? Почему?

– Хочу тебе сделать сюрприз.

Губы Миллисент слегка выгибает улыбка:

– Я тебе доверяю.

Это лучшие слова, что я услышал за всю неделю!

Я начинаю наблюдать за Аннабель так, как наблюдал за остальными. Усердно и осторожно.

Сегодня я возвращаюсь с места ее работы на поезде. На всякий случай – чтобы она не запомнила мою машину. Проследить за Аннабель во время ее смены невозможно.

Она разъезжает на внедорожнике, выискивая просроченные счетчики и нелегальных парковщиков. Предугадать, когда она остановится или снова тронется в путь, нереально.

Некоторое время я сижу в кафетерии на главной магистрали. Каждые двадцать-тридцать минут Аннабель проезжает мимо, проверяя счетчики. В ожидании я набрасываю в очередной раз черновик письма от имени Оуэна Оливера. Моя задача – придать письму такую убедительность, чтобы оно стало достоянием публики, чтобы и у Джоша, и у руководства канала, на котором он работает, не возникло даже желания его утаить.

Одно лишь предположение о том, что Оуэн вернулся, всколыхнуло весь округ. Местные станции транслируют старые новостные клипы и ретроспективы, последние несколько дней портрет Оуэна не сходит с первых страниц всех газет. Рори со своими приятелями уже образовали от его фамилии глагол («Вот щас оливерну тебя»). А группа местных активисток рьяно добивается, чтобы убийство Линдси объявили преступлением на почве ненависти.