Моя душа темнеет

– Если со мной что-то случится, – сказал Мехмед, – Халил-паша назначит себя великим визирем и станет править как регент на стороне моего брата, пока тот не повзрослеет. А вероятнее всего, и после того, как тот повзрослеет. Я не очень хорошо знаю маму мальчика, но у нее недостаточно власти, чтобы стать его регентшей.

– Но если Халил-паша тебя не убьет, у него не появится такой возможности, – заметила Лада.

Раду покачал головой.

– Нет. Он найдет иной способ. – Он откинулся назад, закрыл глаза и стал рыться в памяти в поисках малейшего намека на грандиозные планы Халил-паши. Он вспомнил ту ночь, ту жуткую ночь с Салихом. Там было письмо из Константинополя. В нем упоминалось какое-то имя. Но какое? Раду приложил ладонь ко лбу, пытаясь воссоздать текст письма, но единственное, о чем он мог думать – так это о поцелуе, которого он хотел, но не получил, и поцелуе, которого не хотел, но все же отдал.

Затем он вспомнил.

– Орхан! Имя Орхан тебе о чем-нибудь говорит? Я видел его в письме от Константина Халил-паше.

Взгляд Мехмеда стал напряженным.

– Он – самозванец, якобы претендент на мой трон по другой линии. Мы подозреваем, что он нам даже не родственник, но Константин уже много лет выдвигает его против нас. Мой отец каждый год платит налог за его содержание, чтобы Константин не отправил его сюда и не случилась беда. Халил-паша намеревается настроить город против меня и ввести сюда Орхана в качестве султана. Если ему удастся сохранять положение неустойчивым, он сможет удержать Эдирне, начать гражданскую войну и уберечь Константинополь. Интересно, сколько они заплатили этой змее.

Раду побледнел.

– Погибнет множество османцев. Как он может не думать о том, какой ценой достанется ему эта гражданская война?

Лада взяла со стола кинжал.

– Все просто. Сегодня ночью мы убьем Халил-пашу. Ильяш с янычарами прибудет сюда через два-три дня, и город будет наш.

– Это не просто, – возразил Раду.

Лада насмешливо фыркнула, но Мехмед отвернулся от нее и посмотрел на Раду. Лада отпрянула, как от удара, ее лицо помрачнело.

– Тогда скажи мне, – попросил Мехмед. – Что мы должны сделать?

Раду просветлел:

– У меня есть идея.

***

– Я всегда считал, что красный идет мне куда больше, чем голубой, – сказал Николае. Его рот и нос скрывала вуаль, а руками он придерживал струящиеся юбки.

– Мы никому об этом не скажем, – прорычал Мехмед. Если кто-нибудь станет слишком внимательно разглядывать новых наложниц, то, конечно, будет напуган, увидев их лица.

Лада молча ждала, когда последние из ее мужчин поднимутся по стене и спрыгнут в освещаемые снегом сады гаремного комплекса. В общей сложности она привела сюда четверых воинов: Матея, Николая, Штефана и Петру. Раду не смог достать больше женской одежды, да и чем меньше был их отряд, тем меньше была вероятность привлечь к себе внимание. Другие солдаты вышли из города ожидать прибытия Ильяша.

Когда все перебрались через стену, Лада затащила веревку обратно, свернула ее в кольцо и засунула себе под пояс. Раду нехотя наблюдал за тем, как Мехмед ловит каждое ее движение, не сводя с нее глаз.

– Они будут смотреть на Хюму, – сказал Раду. Чтобы пробраться в гарем, он солгал насчет встречи с больной Хюмой, но на самом деле они ее в свой план не включали. Она была слишком непостоянной, непредсказуемой, и слишком очевидным вариантом. – Самый короткий путь отсюда до дворца пролегает через покои султана. Для нас это лучшая исходная точка. – Раду потер подбородок и улыбнулся. – Всем известно, что я – фаворит Мурада. Следуйте за мной. И старайтесь выглядеть как женщины.

– И как мне это сделать? – пробормотал Петру.

– Брать пример с Лады? – предложил Матей. К счастью, едва сдерживаемый смех воинов скрыли вуали, а Лада сделала вид, что ничего не заметила. Но по тому, как она поджала губы, Раду понял, что ей это становилось в тягость.

– Идите короткими шагами, – объяснила Лада. – Изогните тело, насколько это возможно. Скруглите плечи, вертите бедрами. Идите так, будто у вас между ног ничего нет, что для Николая и Петру не составит труда.

Раздался взрыв грубого хохота.

– И перестаньте смеяться и разговаривать, – добавил Раду, качая головой. Он двинулся вперед, уверенно возглавляя процессию. Когда они подошли к решетке ворот, он кивнул стражнику.

Евнух оглянулся и поднял брови.

– Врачи посоветовали нам пробудить чувства Мурада, чтобы помочь ему прийти в себя. Я подумал, ну… – Раду застенчиво улыбнулся, указав на стоявших позади него женщин.

Евнух открыл ворота, и они прошли. Раду молча молился о том, чтобы евнух не стал разглядывать «женщин» или их ноги. Найти для янычар башмаков он не смог, а их кожаные сапоги вряд ли могли сойти за повседневную обувь женщин, всю свою жизнь проводивших в одном здании и в окружающих его садах.

Следующая дверь была входом в приватные покои Мурада, в которых несли дежурство несколько янычар. Обливаясь под одеждой потом, Раду дал им такое же объяснение, снабдив его такой же понимающе-смущенной улыбкой. В ответ они лишь пожали плечами. Судя по всему, янычарам надоело охранять едва живого султана.

И вот они оказались внутри.