Толпа возликовала. На смену ужасу на лице Халил-паши пришел скепсис, а затем его губы скривила лукавая, победоносная улыбка лисы, укравшей добычу у другого хищника. Но лиса не заметила окруживших ее псов Раду, которые вели лису туда, куда им было нужно.
45
Мехмеду вручили саблю его предка Османа Гази. Он с благоговением подержал ее перед собой, затем убрал в ножны и повесил на талию. Теперь он был носителем того, о чем мечтала его страна на протяжении всей своей истории.
Наблюдавшая за этим Лада не знала, что чувствовать. Это был не тот Мехмед, который пылко говорил о мечте, когда они были одни. Этот Мехмед был завернут в шелка и окутан броней, его голову закрывал тюрбан, а выражение лица было острым, как сталь, и таким же непроницаемым. Он стоял на возвышении, отделенный от всех остальных. Рядом находился мужчина, единственная роль которого заключалась в том, чтобы носить подставку для ног Мехмеда и подавать ее, как только она потребуется. Еще был специальный мужчина, ответственный за тюрбаны Мехмеда. Слева стоял слуга с духами и веером на случай, если вдруг какой-нибудь скверный запах осмелится приблизиться к неприступному султану.
Потому что именно таким и стал Мехмед.
Бесконечные церемонии, перечисление всех визирей по именам, выражение признания и подношение подарков… Мехмед оставался на месте, но при этом отдалялся от Лады все больше и больше.
Лада думала о том, сможет ли прибор для обнаружения яда уловить клокочущую ревность, заполнившую ее вены, пока она стояла на страже и смотрела, как мечта Мехмеда пускает корни.
Лада не предполагала, что ее ждет еще более ненавистное и неприятное задание, помимо наблюдения за бесконечной коронацией. Мехмед, расположившись во внешних покоях Мурада, встречался с каждой женой и наложницей отца. По требованию Лады у каждой двери дежурил стражник, и кто-то из ее людей находился в комнате с Мехмедом неотлучно.
Сегодня была ее очередь охранять Мехмеда. Женщины, смущенно опустив плечи, входили одна за другой, начиная с тех, что лишь недавно превратились из служанок в полноценных жительниц гарема, и Ладе пришлось признать реальность этой стороны султанства. Ее ладонь не отпускала рукоятку сабли. Хотя она точно не знала, кого хочет убить.
Очередная дрожащая наложница ушла, и ее место заняла знакомая Лады. Мара по-прежнему носила одежду, не подходящую ко двору – пышное платье со сложной вышивкой, без вуали. Ее волосы были зачесаны назад и тщательно завиты. Во всем ее облике не было ни намека на османский стиль. Она не поклонилась Мехмеду, а лишь вопросительно подняла бровь. – Доброе утро, – произнесла она по-латыни, в отличие от других женщин, говоривших по-турецки.
Он улыбнулся, явно пораженный.
– Мара Бранкович.
– Моя слава шествует впереди меня. – Разложив юбки, она с достоинством села на диван сбоку от Мехмеда, а не напротив него.
– Я рад, что вы в порядке.
– Вдовство идет мне на пользу.
Лада прыснула со смеху. Мара удостоила ее взглядом и холодно улыбнулась.
Мехмед прокашлялся, пытаясь вернуть себе внимание Мары.
– Я не знаю, что с вами делать. – Большинство других женщин были отправлены в разные имения, в зависимости от их положения в гареме и от того, кому они приходились родственницами. Дочери из знатных семей были отпущены домой, некоторых из них Мехмед и их отцы уже собрались выдать замуж. Как раз в этот момент Раду по просьбе Мехмеда обсуждал брак одной из наложниц с каким-то известным пашой. Женщины переходили из рук в руки, как разменные монеты.
Пальцы Лады крепче сжали эфес сабли.
– Я получила предложение от Константина, – сказала Мара.
Мехмед не смог скрыть удивления.
–
– Полагаю, он считает, что это смягчит ваш союз с моим отцом и Сербией, поскольку мой отец остался в стороне от конфликта в Варне во многом благодаря моему влиянию. Учитывая ваше недавнее восхождение на престол, вам сейчас было бы крайне нежелательно потерять Сербию в качестве вассального государства. Европа многого от вас не ждет.
Мехмед кивнул, теперь уже прилагая все усилия к тому, чтобы его лицо оставалось невозмутимым.
– Я поражен дерзостью Константина. И его скоростью. И я восхищен вашей мудростью, подсказавшей вам рассказать мне об этом.
Лада чувствовала, что Мара что-то замышляет. Она была слишком умна, чтобы упустить удобный случай.
Мара пожала плечами и наклонила голову.
– Бог меня освободил. Я больше не выйду замуж. Я уже написала Константину отказ, который я подпишу и отправлю по пути домой в Сербию.
У Мары не было сабли, но она успешно использовала в качестве оружия себя. Мехмед не мог ей навредить, не рискуя потерять союз с ее отцом. А если бы он ее разозлил, это могло бы укрепить связи Константинополя с другими союзниками. Мару нельзя было использовать никаким образом, кроме выбранного ею самой.
Ладу вдруг охватила яростная зависть. Терпение Мары окупилось: она написала свою собственную судьбу, свободная от мужчин, пытавшихся решить ее судьбу за нее.