Мехмед встал и с уважением наклонил голову. – Я немедленно отдам все необходимые распоряжения. Завтра утром вы отправитесь в путь с подарками для вас и вашего отца и с обновленным мирным договором, который вы передадите вместе с моим благословением.
Мара поднялась с дивана и присела в изящном реверансе. На этот раз ее улыбка, обращенная к Ладе, была искренней. Затем Мара вышла из комнаты, не поблагодарив Мехмеда за освобождение, которое она организовала своими силами.
– Я буду по ней скучать, – сказала Лада.
Мехмед рассмеялся.
– Я не удивлен. Она всегда была самой грозной из всех жен моего отца.
– Только мы вспомнили про грозных жен… – Лада кивнула в сторону двери, где, опираясь на евнуха, ждала Хюма.
– Наложницей, а не женой. – Голос Хюмы дрожал, чего с ней прежде никогда не случалось. Ее кожа приобрела неприятный желтоватый оттенок, а полное тело, которым она так гордилась, растаяло. Платье висело на ней, как на вешалке.
– Мама. – Мехмед встал, чтобы помочь ее усадить. – Тебе не обязательно было приходить.
– Конечно же, я пришла. Ты мой сын. Султан.
Лада ожидала уловить в ее тоне гордость или даже торжество, но Хюма произнесла эти слова так, будто от них у нее стало горько во рту.
– Твое будущее не вызывает вопросов, – настаивал Мехмед. – Ты остаешься здесь, во дворце.
– Мое будущее тревожит меня меньше всего. Нам нужно обсудить кое-какие планы. Мы помогли тебе занять трон. Теперь мы должны убедиться в том, что ты его удержишь.
Мехмед покачал головой и взял ее ладони в свои.
– Тебе не стоит об этом беспокоиться. Я хочу, чтобы ты занялась своим здоровьем.
Как будто не слыша его, она продолжала. – С Орханом мы пока ничего сделать не можем, но есть еще маленький Ахмет, твой сводный брат. Он – угроза, о которой не стоит забывать.
Мехмед отодвинулся от нее.
– Я отдам распоряжение, чтобы его отправили в имение за городом, где он будет в безопасности.
Хюма закашлялась. Что-то задребезжало и загрохотало между ее сморщенных грудей.
– В безопасности? Ты хочешь, чтобы твой ближайший соперник и претендент на престол оставался в безопасности?
– Он – ребенок.
– Таковым он будет не всегда. Вспомни об отце, о том, сколько лет он потратил на борьбу с братьями. Они едва не разорвали империю на куски. Нельзя допустить, чтобы подобное случилось с тобой и Ахметом!
Мехмед рассердился. Он отпустил ее ладони и встал.
– Никаких
Лицо Хюмы дышало такой же яростью, как и лицо Мехмеда, и Лада вдруг поняла, как они похожи. В их лицах была сила, а в их глазах что-то такое, что пронзало все, на что падал их взгляд.
Затем Хюма поникла, отдавшись своей болезни и усталости.
– Хотя бы скажи мне, что у тебя готов план для Халиме. Найди ей хорошее применение.
Мехмед потер переносицу.
– Да, да. Скоро я с ней встречусь. Думаю, я отдам ее за Ишак-пашу. Я отправляю его в Анатолию, где он станет новым бейлербеем. Я хочу убрать его подальше от Халила. Вместе они слишком сильны.
– Это мудрое решение. Однако я все же считаю, что Халил послужил бы тебе лучше, будучи посаженным на кол. – Хюма встала и вытянула руку. Сопровождавший ее евнух поспешил к ней. – На твоем месте я бы поступила с маленьким Ахметом иначе. Но ты должен делать то, что считаешь нужным.
– Так я и поступлю.
Хюма ушла, и Мехмед вздохнул.
– Тяжело видеть ее такой слабой.
– По-моему, она никогда не была слабой. Она наводит на меня такой же страх, как и всегда. И… она права. – Губы Лады скривились. Ей было неприятно соглашаться с Хюмой. Ей даже было жаль Халиме. – Если Константинополь шантажирует тебя дальним кузеном, только представь, что они сделают, добравшись до родного сына Мурада. Халил попытается его использовать.
– Я буду держать его подальше от Халила. А к тому времени, как Ахмет подрастет, мы уже разделаемся с этим гнусным пашой.
– Визирем, – поправила его Лада. – Помни, это была идея Раду. Если бы ты послушал меня, Халил был бы мертв.
– Знаю, знаю. Но мы должны смотреть далеко вперед. Мы строим основу. Нужно учитывать каждый камень. Сначала мы разберем стену, которую возвел Халил, а потом уже уберем его самого. Иначе брешь заполнится новыми камнями, а стена будет по-прежнему на моем пути. Раду прав.
– А что мудрейший Раду думает об Ахмете? Кто он – камень или брешь, которая ставит под угрозу все здание?
Мехмед не ответил.
46
Придворный писец нервно барабанил перепачканными чернилами пальцами по своим ногам. Его голос дрожал, и он запинался, как будто разучился говорить.
– Вы хотите взглянуть на налоговые записи?
Лицо Мехмеда представляло собой маску терпения.
– Да. Я хочу видеть отчетность о налоговых поступлениях.