Моя Ева

Шасси еще не коснулись бетона взлетно-посадочной полосы, а я уже был готов сорваться с места, чтобы поскорей оказаться в офисе. Машина ждала у трапа, когда Бомбардиер плавно остановился в зоне, предназначенной для частных самолетов. Буквально вылетел из салона, даже не поблагодарив пилотов за мягкую посадку, как обычно это делал.

Костя, почувствовав мое нетерпение и стремление оказаться побыстрее на работе, без лишних слов тронулся, максимально стараясь не нарушать правила дорожного движения. Знал, что за лихачество на дорогах мог лишиться премии.

Поездка выдалась продуктивной. С немцами всегда было приятно работать, они так же, как и я, ценили четкость, прямо высказывали свою позицию, избегая намеков или недоговоренностей, что в совокупности позволяло заключать сделки в кратчайшие сроки.

Планировал вернуться через три дня, но, благодаря обоюдному согласию по самым главным пунктам договора, смог освободиться на день раньше. Домой тянуло как никогда прежде.

Нет, не так. Тянуло не домой, а к Еве – сладкой и до боли желанной.

Ночь, которую мы провели вместе, расставила все точки над i. Не мог насмотреться на своего рыжего ангела, когда покидал теплую постель и ее, нежную, податливую и отзывчивую. Не хотел уходить, и даже мысль мелькнула перенести переговоры на следующий день. И это оказалось настолько непривычным и пугающим, что, как последний трус, молниеносно покинул ее спальню, испугавшись, насколько легко подобная идея возникла в моей голове, норовя разрушить привычный мир, в котором все идет четко по строгому плану.

Парадокс в том, что я всегда любил женщин опытных, знающих, как доставить удовольствие своему партнеру и как получить его взамен, женщин, которые не стеснялись требовать воплотить их самые смелые сексуальные фантазии. А Ева была их полной противоположностью, и это нарушало мои личные каноны и сбивало привычные представления о моем образе жизни.

Я всегда старался быть честным, в первую очередь перед самим собой. И когда Еве в тот самый первый раз своей открытой непосредственностью удалось разбить в прах привычные для меня устои и заставить податься неконтролируемому порыву обладать ею без промедлений, понял, что проиграл битву. Только признаться в этом самому себе не хватало смелости. Она подарила всю свою неподдельную нежность и безграничную любовь, а взамен сразу после этого услышала просьбу немедленно покинуть мой дом.

Любая на ее месте устроила бы истерику или хотя бы пролила слезинку для приличия, изображая «оскорбленную невинность», но только не Ева, девочка-слово, которая обещала не предъявлять никаких претензий. С искусственной улыбкой на лице быстро собрала вещи и, пряча глаза, в которых затаилась невыносимая боль, тихо прикрыла за собой входную дверь. Я ведь прекрасно понимал, что она надеялась на другой исход той ночи, и все равно даже не соизволил быть более мягким и человечным, что ли.

А потом работа без выходных и бесконечные деловые встречи вытеснили ежедневной рутиной воспоминания о той ночи. Мы иногда виделись, но, глядя на нее, убеждался в правильности своего решения забыть все, что между нами было, и участвовать в ее жизни лишь когда понадобится моя помощь. И я с неимоверным усилием все-таки придерживался своего решения… пока не увидел хрупкую фигурку, облаченную в розовую пижаму, шорты которой едва прикрывали ее упругий зад. Стояла, прислонившись лбом к двери моей спальни, а когда почувствовала постороннее присутствие, медленно развернулась. Червонным золотом волосы легкой волной легли на острые плечи, покрытые россыпью веснушек, которые смог распознать даже в тусклом свете ночных светильников. Ева всегда заплетала волосы в косу или укладывала в низкий узел на затылке, но, помню, что тогда, увидев их распущенными, почувствовал острое желание зарыться пятерней, чтобы почувствовать их тяжесть. Представил, как она склоняется надо мной, обхватив крепкими ногами, а медный водопад обрамляет ее красивое лицо, касается кожи на маленькой груди и моего тела…

Тогда я разозлился на нее, потому что посмела вновь прийти ко мне и вызвать желание, с которым мне и так было тяжело справиться, ведь знал, что если даже и захочу, то не смогу уже его подавить. С усилием не знаю от куда появившейся воли отпустил ее, но стоило Еве переступить порог своей спальни, как у меня молниеносно снесло крышу. Я смотрел, как она закрывает за собой дверь, а мне казалось, что обрывает тонкую ниточку, что невидимыми узами нас связывает.

Тот момент я запомнил на всю оставшуюся жизнь, потому что внезапно наступило абсолютное понимание того, что никогда и ни при каких обстоятельствах не смогу отказаться от Евы.

Вдруг возникло чувство, что могу ее потерять… И я сорвался с места.