Моя гениальная подруга

– Мальчишкой… – ответила она, и в ее голосе прозвучали сладкие нотки, каких я никогда от нее не слышала; в этот миг я поняла, что дело зашло намного дальше, чем я подозревала.

Последующие дни внесли еще больше определенности. Я присутствовала при их разговорах со Стефано и видела, как он тает от ее слов. Я смирилась с их сближением, но не хотела оставаться в стороне. Как заядлые заговорщики, мы часами строили планы в надежде, что сумеем изменить окружающий мир, включая людей. В соседний с мастерской дом пришел рабочий и сломал разделявшую их стену. Мастерская стала гораздо просторнее, в ней появились три подмастерья, провинциалы из Мелито, все трое молчуны. В углу продолжали принимать в починку старую обувь, а на остальном пространстве Фернандо разместил скамьи и шкафы с инструментами и расставленными по размерам деревянными колодками. Этот тощий, вечно всем недовольный человек принялся с невероятным для него воодушевлением командовать, объясняя, кто что должен делать.

В тот самый день, когда мастерская заработала по-новому, пришел Стефано. В руках он держал пакет в оберточной бумаге. Все, в том числе Фернандо, вскочили на ноги, как будто к ним явилась инспекция. Стефано развернул пакет: в нем оказалось несколько небольших рисунков одинакового размера в деревянных рамках – помещенных, как ценные реликвии, под стекло. Это были эскизы Лилы. Стефано спросил у Фернандо разрешения развесить их по стенам. Фернандо в ответ буркнул что-то нечленораздельное, и Стефано обратился к Рино и подмастерьям за помощью. Они вбили гвозди и развесили рисунки, после чего Стефано дал им немного денег и велел пойти выпить кофе. Оставшись наедине с сапожником и его сыном, он тихо сказал, что хочет жениться на Лине.

Повисла мучительная тишина. Рино ограничился улыбкой, как будто заранее знал, о чем собирается говорить Стефано. После долгого молчания Фернандо наконец проговорил:

– Стефано, Лина – невеста Марчелло Солары.

– Только она об этом не знает.

– Что ты имеешь в виду?

– Он правду говорит, – вмешался повеселевший Рино. – Это вы с мамой привечаете этого засранца, а Лина терпеть его не может. И никогда не могла.

Фернандо бросил на сына злобный взгляд.

– Мы уже начали работу, – обведя рукой помещение, вежливо сказал колбасник, – так что не будем ссориться. Я прошу вас об одном, дон Ферна́: позвольте дочери самостоятельно принять решение. Если она выберет Марчелло Солару, значит, так тому и быть. Я слишком люблю ее и готов уступить другому, если она будет с ним счастлива. Наши с вами дела от этого не пострадают. Но если она предпочтет меня, то придется вам с этим смириться.

– Ты мне угрожаешь, – не то вопросительно, не утвердительно произнес Фернандо.

– Вовсе нет. Я хочу, чтобы вы поступили так, как будет лучше для вашей дочери.

– Я сам знаю, что для нее лучше.

– Никто не знает этого лучше ее.

Стефано поднялся, открыл дверь и окликнул меня по имени: мы с Лилой ждали снаружи.

Мы вошли. Я испытала приятное чувство: мы обе – в центре внимания, и сейчас последует развязка. Помню свое тогдашнее волнение. Стефано повернулся к Лиле и торжественно сказал:

– При твоем отце заявляю: я люблю тебя больше жизни. Ты выйдешь за меня замуж?

Лила серьезно ответила:

– Да.

Фернандо беззвучно ловил ртом воздух. Через минуту он с той же обреченностью, с какой когда-то говорил с доном Акилле, пробормотал:

– Мы наносим оскорбление не только Марчелло, но и всему семейству Солара. Кто же сообщит бедняге эту новость?

– Я, – сказала Лила.

40

Ровно через два дня – семья еще не садилась за стол и телевизор еще не работал – Лила при всех (дома не было только Рино) обратилась к Марчелло:

– Сходим за мороженым?

Марчелло не поверил своим ушам:

– За мороженым? Перед ужином? Мы с тобой? – Он повернулся к Нунции: – Синьора, вы с нами?

Нунция включила телевизор:

– Нет, спасибо, Марче́. Только не задерживайтесь: туда и обратно. Минут через десять возвращайтесь.

– Хорошо, – пообещал он, сияя от счастья. – Спасибо.

Он повторил свое «спасибо» раза четыре, не меньше. Ему казалось, что момент, которого он так долго ждал, наконец настал. И что Лила сейчас скажет ему «да».

Но как только они вышли из дома, она приблизилась к нему и, глядя прямо в глаза, злым холодным голосом, чеканя каждое слово, как умела с детства, произнесла:

– Я никогда не говорила, что люблю тебя.

– Знаю. Но теперь полюбила?

– Нет.

Марчелло, высокий двадцатитрехлетний здоровяк, прислонился к фонарному столбу: она только что разбила ему сердце.

– Правда?

– Да. Я люблю другого.

– Кого?

– Стефано.

– Я знал, но не хотел верить.

– Придется поверить.

– Я убью вас обоих.

– Меня можешь прямо сейчас.

Марчелло отлепился от столба, издал хриплый рык, сжал правую руку в кулак и укусил ее до крови.

– Я слишком люблю тебя – я не могу тебя убить.

– Так попроси брата. Или отца. Или дружка – может, они сумеют? Только предупреди, чтобы первой убили меня. Потому что, если вы, пока я жива, тронете кого-нибудь хоть одним пальцем, я сама вас поубиваю. И начну с тебя.