Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest

– Нет, дружище! Просто любишь выпить, как и все мы!

Гленн всячески старался сделать так, чтобы мне было лучше, но он ужасно ошибался. Я был алкоголиком. И теперь я это знал. Перед тем как уйти, они сказали лежать здесь, сколько мне нужно, и что я всегда могу на них рассчитывать. Я и так знал, но приятно было это слышать.

Ежедневная терапия была непростой. Наставник приносил в комнату бейсбольную биту, ставил какой-нибудь предмет на стул в центре круга и просил нас выбить из этой хрени все дерьмо. Идея была в том, что этот предмет олицетворял человека либо случай, который причинил тебе боль И, вымещая на нем весь свой гнев, ты очищался.

Женщины в нашей группе справлялись лучше мужчин. Я сидел в кругу и смотрел, как скромные девушки слетают с катушек, разрывая бедного плюшевого мишку в клочья, затем падают на пол, чувствуя, как проходят горе и тревога. «Ого! А мне лучше!» – говорили они. Мужчины были сдержаннее.

Я ни разу не брал бейсбольную биту. Ардит, моя наставница, милейшая женщина старше меня на несколько лет, говорила: «Ты подавляешь в себе это чувство, Роб!» И, возможно, она была права. Но я просто не хотел этого делать.

Реабилитация напоминала свой отдельный мир, но нам время от времени разрешали позвонить. Я позвонил родителям сказать, где нахожусь. Ардит с ними тоже разговаривала. Они вздохнули с облегчением. В голосе мамы слышалась радость. Полагаю, они долго наблюдали, как я лечу в пропасть.

Еще я позвонил Брэду. Было приятно услышать его голос, и даже еще лучше, когда он сказал, что рад, что я прохожу лечение, он скучает по мне и сам собирается лечь в клинику. Сердце мое радостно забилось. Наконец-то он одумался!

«Замечательно! – подумал я. – Может быть, еще не все потеряно?» Ведь я знал, что по-прежнему хочу с ним отношений и люблю его.

Я провел в клинике тридцать дней, а когда вышел, знал, что жизнь изменилась. Дал обещание, что больше никогда не буду принимать наркотики и алкоголь. Настало время. Мне надоело постоянно чувствовать себя как дерьмо. Я уже много лет не ощущал себя физически здоровым. Надо было что-то менять.

Еще одним большим стимулом было желание снова стать лучшим вокалистом. Хотел почувствовать былую связь с Priest и нашей музыкой. Группа была – и есть – важнее всего в жизни, и алкоголизм и наркозависимость опустили меня на такое дно, что я потерял связь с реальностью и жизненной силой.

Клиника изменила мою жизнь. Она ее спасла. Я вышел и продолжал общаться с Ардит. Она была добрейшей души человеком. Пока я лежал в клинике, она даже приехала в Уолсолл поговорить с мамой. Они стали хорошими подругами и даже вместе ездили в отпуск в Шотландию!

Я уже тридцать четыре года не притрагиваюсь к алкоголю и наркотикам. Не могу сказать, что этого никогда не случится, но надеюсь, Господь не допустит. Тут ведь все просто: проблемы надо решать по мере поступления. Я знаю, что сегодня трезв. И надеюсь, что завтра тоже буду трезвым.

С тех пор как я вышел из клиники, больше ни разу не посещал собрания АА. Просто перестал пить и держусь. Не говорю, что это каждому поможет, но мне помогает. Думаю, это уолсоллский менталитет:

«Если нужно что-то сделать – возьми и сделай!»

Я вернулся в Лос-Анджелес завершить работу над Turbo. Мое возвращение было негромким. Просто однажды после обеда незаметно пришел в студию Record Plant. Остальные ребята были заняты работой.

– Как дела, парни? – спросил я.

– Отлично! Как сам, Роб?

На этом все. Они не стали донимать меня вопросами. Не лезли в душу и просто были рады тому, что я вернулся, восстановился и готов продолжить работу над альбомом.

Я был больше чем готов. В прекрасной форме. Впервые записывал вокал для Priest трезвым, но, когда пришел спеть «Out in the Cold» и «Reckless», реально дал жару. Было круто. Может быть, было легче петь, когда не в стельку пьян? Кто же знал?

Поскольку Тому Аллому пришлось терпеть мои никчемные попытки что-то сделать в Нассау, а потом и в Лос-Анджелесе, он был в неописуемом восторге от своего нового, более совершенного вокалиста. «Черт возьми, Роб, ты поешь гораздо лучше! Шикарно!» – расхваливал меня наш аристократичный старый картезианец-продюсер[88].

Я никогда не умел принимать комплименты в адрес голоса или чего-то еще, но с радостью принял его слова. Не хочу звучать дерзко и нагло, но я знал, что он прав. Действительно пел гораздо лучше. Трезвым я был совершенно другим.

Когда мы закончили Turbo, с нами связалась кинокомпания и попросила использовать песню «Reckless» в новом фильме с Томом Крузом, «Лучший стрелок». Это означало, что мы не сможем использовать трек на альбоме, чего нам не хотелось, и мы посчитали фильм хреновым, поэтому отказали. Смело, да?