Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

Шоу началось сравнительно хорошо. Синхронизирующие дорожки работали, в Бобби не летели предметы. Затем Кит начал терять силы во время «Drowned». Он вновь взял себя в руки на «Bell Boy», но когда мы дошли до его соло в «Won’t Get Fooled Again» он полностью сник. «Мы сейчас оживим нашего барабанщика, ударив его в живот, – сказал Пит в своей обычной сочувственной манере. – Он без сознания. Я думаю, что он съел что-то не то. Это все ваша заморская еда».

Вы не представляете, каково это стоять на сцене перед пятнадцатью тысячами возбужденных кричащих человек, когда ваш барабанщик находится в глубокой отключке. В конце концов он просто рухнул на спину, но не было никакой паники. Даже если ты по уши в дерьме, ты знаешь, что справишься. В этом прелесть рока. Эта музыка настолько дерзкая, что вы можете устроить шоу практически из чего угодно, даже из абсолютной катастрофы, такой как эта. Если барабанщик лежит без сознания на спине в течение всего шоу, пока люди поливают его водой, вы все равно можете сделать из этого шоу. Пока вы производите шум, пока вы устраиваете представление, вы в порядке. Поклонники рока – это совершенно уникальная аудитория. Они великодушны. Они ценят импровизацию.

Тем не менее нам бы тогда не помешал живой барабанщик. Безжизненного, с закатившимися глазами Кита унесли со сцены участники дорожной команды и бросили под холодный душ. Доктор сделал ему инъекцию, и он вернулся на сцену. На этот раз он добрался до конца «Magic Bus», а после этого нам уже не нужен был доктор, чтобы понять, что он отключился всерьез и надолго. «Кто-нибудь умеет играть на барабанах? – спросил Пит. – Нам нужен кто-нибудь хороший». Помочь вызвался девятнадцатилетний Скот Хэлпин из Маскатина, штат Айова, и мы отыграли «Smokestack Lightning», «Spoonful» и «Naked Eye», прежде чем выбросить полотенце на ринг. Мы умудрились пережить эту ночь и, как ни странно, Кит тоже, но я был готов его прикончить. Мы все тогда были не прочь это сделать.

На следующий день мы обнаружили его на стойке регистрации отеля в инвалидной коляске. На его лице не особо читалось раскаяние – он улыбался во весь рот, а на голове у него красовалась гигантская меховая шапка с рогами буйвола, к которой он в последнее время привязался. Не знаю, какую дрянь его угораздило принять, но из-за этого его тело парализовало ниже груди. Нам пришлось нести его в самолет на руках, словно коронованную особу. У нас был свободный день перед концертом на арене «Форум» в Инглвуде, но Кит все еще не приходил в себя. Доктор поддерживал его в боевой готовности у барабанной установки, вставив иглу ему в лодыжку. Киту потребовалось четыре дня, чтобы вернуть все чувства. Сначала отошли его руки, которые были весьма полезны для концерта, затем его таз, потом остальные части тела и, наконец, его ноги. Врачи всегда были рядом, будучи готовыми предоставить все, что было необходимо в любой ситуации. Да, доктор, нам нужны стимуляторы. Да, доктор, теперь нам нужны успокаивающие. Это все проходило совершенно законно и без утайки. С этической точки зрения мы, вероятно, действовали неоднозначно.

Большая часть из того, что принимал Кит, отпускалась по рецепту. В перерывах между турами я позволял себе скурить косячок-другой, но мне пришлось завязать с этим, когда я повредил плечи и подсел на обезболивающие. Это ужасные препараты, которым требовалось много времени, чтобы начать действовать. Потом я пристрастился к снотворным, что было еще хуже. Я не мог уснуть, потому что адреналин просто зашкаливал. Нереально выйти за кулисы и хорошенько вздремнуть. На это нет ни единого шанса. Раньше я снимал стресс с помощью выпивки в компании хороших пташек, но сейчас это уже не было решением, поэтому я подсел на куаалюд или «Мандракс», как его называли в Британии. Это успокоительное появилось в начале 1970-х и было производным барбитурата – чудовищная штука. Побочные эффекты были ужасными: депрессия, усталость, кошмары, нарушение координации движений, головная боль, подавление эмоций, двоение в глазах, головокружение. Его сняли с рынка и запретили, когда люди поняли, насколько это мощная и прилипчивая дрянь. Но мне нужен был сон.

Наши шоу становились все длиннее и длиннее. Мы дошли до отметки в три часа, что требовало большого уровня энергии и концентрации, поэтому я стал одержим сном. Он занял особенное место в моей жизни. И, как скажет вам любой бедолага, страдающий бессонницей, если вы думаете о сне, вы беспокоитесь о нем, и тогда он становится еще более неуловимым. Каждую ночь я просто лежал, думая, что мне пора спать. В противном случае я не справлюсь с предстоящим концертом. Уже слишком поздно. Мне нужно поспать. Сейчас же. Поторопись. Может быть, мне стоило попробовать считать овец…