Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт

Я очень закрытый человек. Почему, по-вашему, мне понадобилось так много времени, чтобы написать эту автобиографию? Так что мне было действительно больно читать, как Пит критикует мое пение перед всем миром. Я надеялся, что мы поговорим с глазу на глазу, что он наберет мой номер. На критических этапах нашей жизни мы говорили лицом к лицу, как мужчина с мужчиной. Я пришел увидеться с ним, когда он подсел на героин, и, к его чести, он обратился в реабилитационный центр. Он явно ко мне прислушивался. В этом смысле мы очень, очень близки. В трудные времена мы можем положиться друг на друга. Мы друзья, но не в том смысле, что названиваем друг другу и устраиваем совместные обеды. Социальные тонкости – не наша сильная сторона, но между нами есть связь. Ее трудно описать, однако я думаю, что в этом вся суть. Многие люди слишком напуганы, чтобы говорить с Питом, потому что он живет в своем переменчивом мире. Иногда, без предупреждения, без видимой причины Пит может задеть вас за живое, может создать впечатление очень подлого или даже злобного человека, но в глубине души он совсем другой. Этот не тот человек, которого бы вы хотели обидеть. Я никогда не хотел причинить ему боль, даже когда нокаутировал его. Но я никогда не боялся выкладывать ему все как есть (хотя я стараюсь держаться подальше, когда вижу тревожные звоночки).

Пит, с другой стороны, мог сообщать о своих музыкальных проблемах только через прессу. Он никогда не обращался к нам, когда был в беде. Он никогда не делился своими проблемами. Может быть, у нас получилось бы ему помочь? Студия это такое место, где решаются проблемы, но мы еще никогда не выходили с ним на такой уровень доверия. Он дал интервью журналистам для того, чтобы сообщить нам, какие мы плохие. Я был на тех же концертах, которые он поливал грязью. Я помню, как Джон и Кит на шоу в Rainbow Theatre отчаянно старались не отставать от Пита. Он напивался все сильнее и сильнее, становясь все яростнее, до того момента, пока его музыка не перестала иметь хоть какой-то смысл. А затем, спустя неделю, он ширнулся героином или чем-то в этом роде. Без предупреждения он отправился в какое-то дикое музыкальное путешествие, беспорядочно перескакивая с одной тональности на другую. Это был кошмар. А потом спустя несколько месяцев мы узнаем, что, оказывается, это мы виноваты, что это Джон с Китом были дерьмом, а не Пит.

Как он мог перевернуть все с ног на голову и сообщить им через «New Musical Express», что они были дерьмом? Они не были дерьмом, они были великолепны. Они проявляли чудеса изобретательности. Мы втроем рвали наши задницы на сцене. Той ночью обделались не The Who, а Пит. Ладно, он никогда не был дерьмом, но напился в дерьмо. Или витал в облаках. Возьми на себя ответственность в конце концов! Он мог признать, что был пьян, что испытывал давление, но вместо этого он обвинил нас, и я заступился за группу. Разумеется, музыкальная пресса обожала конфликты. Что еще так хорошо продает газеты, как не грызня между рок-звездами? Но тогда я искренне разозлился.

Что касается менеджмента, наши отношения с Китом Ламбертом и Крисом Стэмпом ухудшились до такой степени, что мы подали друг на друга в суд. Мы проделали полный круг от первой нашей встречи в «Железнодорожной таверне» в 1964 году, наполненной оптимизмом и надеждами, до состояния, когда мы стали врагами по разные стороны баррикад в окружении юристов, жадно облизывающих губы. Почва уходила у нас из-под ног, и если бы тем летом группа окончательно разрушилась, взорвавшись от собственного успеха, никто бы не удивился. Такое происходило и с менее взрывоопасными коллективами, чем наш.

Но затем, к октябрю, мы снова отправились в турне. Пит провел лето со своей семьей в Америке, изливая душу Муршиде Айви Дуче, доверенному лицу индийского духовного учителя Мехера Бабы. Наставление, которое он получил от Айви Дуче, заключалось в том, чтобы «продолжать играть на гитаре в The Who до дальнейших указаний». Честно говоря, я обеими руками был за. За всю полувековую историю группы был только один период, когда я отрицательно относился к тому, чтобы выступать с The Who, но до него оставалось еще четыре года.