Моя леди Джейн

– Не знаю, представится ли другой случай. – Он набрал воздуха в легкие и выпалил: – Я проявил слабость. Стал жеребцом, когда следовало оставаться человеком. Но сейчас не могу войти туда и принять свою судьбу, какой бы она ни была, не сказав: я весь принадлежу тебе. Во плоти мужчины ли, в конской ли шкуре… Я твой, Джейн.

Девушка встала на цыпочки, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Останься со мной, Ги.

Он вздохнул.

– Никогда в жизни мне еще так не хотелось избежать превращения.

– Но раньше ты ведь даже не пытался. Попытайся теперь!

Гиффорд пристыженно покачал головой.

– На протяжении большей части жизни мне всегда легче было от всего убежать. Что, если таково веление моего сердца – убегать? Что, если мне не суждено навести порядок в собственной душе и я никогда не сделаюсь тем мужчиной, какой тебе нужен? Но, Джейн, – он взял ее руку и поцеловал, – дорогая Джейн. Ты и есть моя душа. Мой родной дом. Пусть у меня есть только половина жизни, я посвящаю ее тебе. Я… я люблю тебя.

– Любишь? – шепотом спросила она.

– В тот миг, как я увидел вас впервые, моя душа взметнулась вам навстречу[48].

– Правда?

– Нет, – признался он, – не совсем. Но ведь строка хороша, верно?

– Ги, – вздохнула она, – говори по-человечески, пожалуйста.

– Когда я впервые тебя увидел, то подумал: такая красивая девушка никогда меня не полюбит. Я истинной красы не знал дотоле[49]. – Муж погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. – Потому что тогда я еще не знал тебя по-настоящему. Не знал, какая ты умная, храбрая, добрая, как ты неизменно верна себе. Моя леди Джейн. Никого на свете я не пожелал бы себе в спутницы жизни, кроме тебя.

Ее глаза сверкали.

– Я тоже люблю тебя.

– Честно?

Она улыбнулась.

– Честно. Но у меня есть один вопрос.

– Какой же, миледи?

– Ты видишь свет вон в том окне?

Ги моргнул, еще ничего не понимая.

– Что?

Джейн обняла ладонями его лицо.

– Солнце взошло, – прошептала она, – видишь?

– Не может быть! Я же все еще человек.

– Солнце взошло, а ты все еще человек, – подтвердила Джейн.

Ги закрыл глаза и впервые за шесть лет восемь месяцев и двадцать два дня ощутил кожей прикосновение лучей родного светила. Он дышал ими, впитывал их сияние, и в душе его разливался покой, такой покой, какой испытывают люди, вернувшись домой после долгого путешествия. Оковы заклятия пали.

Двое влюбленных заключили друг друга в объятия, а Эдуард и мы, повествователи, тем временем стояли, отвернувшись, чтобы дать влюбленным насладиться мигом благословенной близости.

– Хм. Простите, вы закончили? – спросил король в тот миг, когда их губы наконец разомкнулись, чтобы дать своим обладателям хотя бы воздуху глотнуть.

– Не совсем. – Ги запечатлел еще один, последний краткий поцелуй на взывающем к поэзии лице Джейн. – Вот теперь да.

– Отлично, – заметил Эдуард, – потому что у меня, во всяком случае, еще остались кое-какие дела.

Глава 28 Эдуард

Король настежь распахнул дверь и ворвался в тронный зал.

Он сделал это! Совершил почти невозможное – проник в Тауэр. Доблестно и с честью проложил себе путь мечом.

Разоружил охрану, убрал с дороги Дадли, даже одолел Удара в открытом поединке. Теперь настала пора потребовать назад корону. План Джейн сработал на все сто. Дело оставалось за малым – Эдуард уже чувствовал на губах вкус победы.

Первым сюрпризом для него явилось то, что зал был почти пуст. Король ожидал встретить здесь обычную придворную суету. Где же все члены Тайного совета, которым полагалось бы сейчас сплотиться вокруг Марии и демонстрировать ей свою поддержку в грозный час штурма города неприятелем? Однако в помещении находилась едва ли дюжина человек. Они никак не составляли той шумной толпы, что, по его замыслу, должна была засвидетельствовать триумфальное возвращение монарха.

Впрочем, когда он вошел, все затихли, все взгляды обернулись на него, а рты в изумлении открылись. Хоть весь в потеках пота и пятнах крови, и даже без сапог, но перед присутствующими стоял, несомненно, король Эдуард, восставший из могилы.

Эдуарду было чем насладиться.

Он обернулся к лакею, застывшему у дверей, – этого человека король знал с раннего детства.

– Объявите о моем прибытии, Роберт.

Лакей воззрился на него словно на привидение (в некотором роде Эдуард им и являлся), но подчинился.

– Его величество Эдуард Тюдор.

Король медленно подошел к подножию трона и встал прямо перед Марией.

– Вы сидите в его кресле, – пискнула из-за его спины Джейн.

Мария теребила в руках платок.

– О, Эдди. Как я рада видеть тебя живым. Мое сердце разбилось, когда мне сказали, что ты умер.

– Как ты смела похитить принадлежащее мне по праву? Кривая, злая жаба![50]

– О, отлично сказано! – За спиной Эдуарда раздался шелест бумаги: Гиффорд записывал.

– О боже, братик… – Лицо Марии побледнело.

– И у тебя хватает наглости звать меня братиком после всего, что ты сотворила? Мне следует тебя четвертовать! Или ты предпочтешь сожжение на костре? Очищение – кажется, ты так это называешь? Ведь это входило в твои планы – великое очищение от изменников?