От нестерпимо яркого света у меня слезились глаза. Лера забыла купить мне очки. Но не слишком ли я много требую от малознакомой мне девушки? Ее трепетная забота обо мне и без того подарок судьбы… До вершины, казалось, осталось всего ничего. Но каждый гребень, который я принимал за вершинный, по мере моего приближения к нему оказывался большой кочкой, за которой показывал свои могучие плечи очередной гребень. Чувство полета, которое давала канатная дорога, усиливала эйфория, охватившая меня. Ясно и чисто было не только на небе, но и у меня в душе. Теперь я четко видел цель и прекрасно знал, как ее достичь. Хребет Крумкол через несколько минут плавно подплывет к моим ногам. И оттуда, сверху, я увижу голубое, испещренное ломаным и колотым льдом тело ледника Джанлак. Я спущусь к нему и пойду вдоль его русла к его окончанию, к оскаленной пасти, которая месяц назад обвалилась и поглотила людей вместе с частью шоссе. Теперь никто и ничто мне не помешает. Я почти дошел к тебе, Ирина, как ни трудно мне это было сделать. Я уже рядом. Потерпи немного! Может быть, ты поднимешь голову и кинешь взгляд на хребет как раз в тот момент, когда я буду стоять на его обдуваемой ветрами узкой спине…
Слезы застилали мне глаза. Это от яркого света. Сентиментальность здесь ни при чем. Разве близость к цели, разве победа над обстоятельствами когда-либо вызывали у меня слезы?.. Но как же я уйду, не попрощавшись с Лерой, не вернув ей долг? Повременить немного, попытаться найти ее на склоне и хотя бы взять домашний адрес.
Повременить? В то время, когда мне хочется заставить канатную дорогу двигаться быстрее? Когда хочется вскочить на канат и, балансируя на нем, словно циркач, побежать вперед, опережая кресла с изумленными лыжниками? Скорее, скорее к Ирине! А вниз по склону я буду бежать как угорелый, буду катиться как бревно, буду скользить на собственной заднице. Ведь до Ирины рукой достать можно! Как я могу повременить?
Я не знал, как поступлю, очутившись на склоне. Долг – даже если он денежный, даже если перед малознакомым человеком – имеет для меня равную силу перед остальными долгами. Долги не гасят друг друга только потому, что их много и одни важнее других. Я привык ставить их впереди всех своих житейских дел, причем не в очередь, а в шеренгу. И возвращать по возможности все сразу.
Вот и последняя, четвертая очередь. Здесь кажется, что канатная дорога поднимает кресло почти вертикально вверх, словно строительную люльку для малярных работ. Открылся такой вид, что у меня перехватило дух. Повсюду, насколько хватает глаз, – горы и снега. Лес, кажущийся высохшим клочком мха, остался далеко внизу. Вверху – только вершина с воротничком снежного карниза, похожего на застывшую волну, вопросительным знаком нависшую над берегом. Как медленно я поднимался! Ожидание напоминало болезнь в ее острой фазе. Я снял страховочную цепочку, готовясь сойти с кресла, как только под моими ногами окажется дощатая платформа. Уже был слышен шум электромотора, вращающего огромное колесо… Сколько времени займет дорога вниз, к леднику? Хребет Крумкол находится на высоте чуть более трех тысяч шестисот метров. А основание ледника Джанлак, дай бог памяти, на двух тысячах пятистах. Значит, мне предстоит преодолеть перепад высот чуть более километра. Все, конечно, зависит от крутизны спуска. Но часов пять уйдет только так…
Вот и конечная станция. Двухэтажный домик под острой треугольной крышей. На втором этаже кафе, прокат снаряжения и даже гостиничные номера для любителей экзотики, а на первом – машинное отделение и платформы.
Я соскочил на платформу и прошел по узкому коридору на выход. Опять мою душу заполнил восторг, какой всегда испытываешь, когда находишься на вершине. Иллюзия покорения. Неважно, что сюда меня привезла канатная дорога. Ощущения почти те же самые, какие мы испытали с Ириной, стоя на вершине Эльбруса, покорив ее на соревнованиях по скоростному восхождению. Усталости нет, это да. Но кружится голова, дышится часто, и кажется, что каждый вздох не полный, и потому все никак не можешь надышаться. Это проявляет себя «горняшка» – горная гипоксия… Снег скрипит под ногами, как в ядрено-морозный день где-нибудь в Питере на набережной. А небо! Господи, какое синющее небо! Заглядевшись на обитель бога, я чуть не наехал на парочку, позирующую фотографу на фоне грандиозных снежных карнизов, похожих на завитки ионической капители колонны.