Моя Марусечка

– Все-таки зря вы о ней так, Виктор Николаевич. Она же ваша жена все-таки, – осуждающе покачала головой Маруся. – Даже слышать мне такое неприятно.

– Да какая там жена, Марусь! – махнул он вяло ладонью в ее сторону. – Мы давно уже просто партнеры по бизнесу. Вернее, и не партнеры даже. Разве всадника и лошадь можно назвать партнерами? Конечно, вместе они, может, и составляют единый летящий организм, на который чужой глаз любуется, но от этого ничего ж не меняется! Лошадь остается лошадью, а всадник – всадником, натягивающим поводок изо всей силы. Да еще и плетью охаживающим, пока бедная взмыленная коняга не свалится в придорожную пыль. Так скакать можно очень долго, Маруся. Всю жизнь. Пока однажды не придет свое откровение. Нельзя коняге запах свободы чуять, наверное. Потому что узда для нее хуже смерти становится. Просто сил нет. И жить не хочется.

– А эта Наташа, выходит, была вроде того… Как вы сами сказали – запахом свободы была? Да? То есть Ксения Львовна вся такая приземленная да материальная, а Наташа, выходит, другая была? Не от мира сего? – пытаясь подавить свое ревнивое любопытство, спросила Маруся.

– Ну да. Это ты правильно сказала. Не от мира сего, – задумчиво улыбнулся Виктор Николаевич. – Знаешь, все эти Ксенины штучки от нее будто сами отскакивали. Ни обаяние ее доброе обманчивое, ни нарочитая холодность, ни другие воспитательные хитрые заманухи не имели к ней никакого отношения. Такая она была, Наташа… Вещь в себе. Уж как Ксения ни старалась…

Он замолчал, смотрел на Марусю так, будто и не видел вовсе. Марусе даже не по себе стало от этого отсутствующего взгляда. И в горле пересохло. Захотелось съежиться, исчезнуть иль, наоборот, напомнить о себе как-то. Глотнув из чашки остывший чай, она выпрямилась в кресле, спросила нарочито громко:

– А как я ее найду, Виктор Николаевич? Надо у Никиты спросить, где она живет?

– Нет. У Никиты не надо, – тут же встрепенулся он. – И Ксении, пожалуйста, ничего не говори. Зачем? Я ведь ничего особенного и не хочу, просто посмотреть на нее перед операцией. Мало ли… Да и попрощаться нужно на всякий случай. Может, уже не увижу никогда.

– Ну не надо так говорить, Виктор Николаевич! Ну что вы, опять вы… – ноющим голосом проговорила Маруся, сама ощущая в себе эту противную вежливую фальшивость. Вот не умеет она все-таки сказать ничего умного! Только и горазда, что ныть, да охать, да глаза пучить по-деревенски жалостливо.

– Ладно. Не буду больше, – поморщился он, досадливо мотнув головой. – А Никите и Ксении о моей просьбе действительно говорить не надо.

– Хорошо, я не скажу.

– Ну, тогда вот что! Она живет на улице Чехова, дом двадцать семь. Дом приметный такой, очень старой постройки, с башенкой наверху. Подъезд первый с краю, вход со двора. Там еще рядом кафе есть. А напротив дома – кинотеатр «Современник».

– А номер квартиры какой?

– Не знаю, Марусь. В том доме моя мама когда-то жила. Там Никитка с Наташей и познакомился, когда бабушку навещал. В отрочестве еще. Вообще мы с ним редко ее навещали – теперь каюсь, конечно, да назад уже ничего не вернешь. Ксения нас от этого родства отстранила. И мать мою за родственницу не признала. Она со всеми так поступала, кто хоть как-то посягал на ее собственность. Вот знаешь, в последнее время меня эта мысль грызет и грызет – как так у нее это получалось всегда ловко? Вроде ничего особенного она при этом и не делала… А я? Я-то где был?

– А фамилия у Наташи сейчас какая? Она ее поменяла, когда разводилась?

– Я не знаю, Марусь. Нет, наверное.

– Она одна живет?

– Нет, с мамой. У них квартира, по-моему, однокомнатная.

– А как маму зовут?

– Мария Александровна, кажется. Точно не помню. Ксения с ее матерью тоже не подружилась, знаешь. Не сочла нужным впустить в круг своих близких. Она даже в гостях у нас ни разу не была.

– А телефон ее у вас есть?

– Нет. Номера ее телефонного я не знаю. Наташа же совсем неожиданно от нас ушла. Я пришел вечером из клиники – ее уже дома не оказалось. И ничего у меня больше, выходит, не было. Как будто свет внутри меня взяли и выключили. Такое вот случается в жизни несчастье, девочка… Да не бойся, ты ее быстро найдешь, ничего страшного! Дом старый, там все друг друга знают.

– А вы ее потом не искали?

– Нет. Не искал. Зачем? Что я ей скажу? Что люблю ее? Смешно…

– Хорошо, Виктор Николаевич. Конечно, я вашу Наташу найду. А что ей сказать?

– Скажи, чтобы сюда, ко мне, пришла. Ненадолго. Скажи, что попрощаться, мол, человек хочет.

– Виктор Николаевич! Я вас прошу, не говорите так! Ну что это такое – попрощаться? Слышать этого не могу!

– Все, все, не буду… Ты когда к ней пойдешь?

– Так сегодня и пойду. Меня с работы как раз отпустили.

– Это хорошо, что сегодня. Значит, я успею. Еще раз прости, что именно тебя об этом попросил. Больше, понимаешь, некого. Иди, иди, Маруся, поторопись… Ко мне сейчас с капельницей придут.