Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Увидев мою мать на сцене, Хэрольд Арлен в тот же вечер влюбился в нее, как ненормальный, и в этом состоянии пребывал до последнего дня своей жизни. Во время какого-то из наших ночных телефонных разговоров она описывала мне свою реакцию на первую встречу с этим действительно выдающимся композитором:

— Я просто стояла перед ним, смотрела и ощущала настоящую дрожь. Но знаешь, на вид он белый! Как может человек, написавший «Штормовую погоду», быть белым? Он еще сочинил какую-то вещь про девушку-скаута, и Джуди Гарленд во что бы то ни стало хочет это спеть — с ее-то толщиной!.. Но знаешь, волосы у него совсем курчавые! Обязательно спрошу у Нэта Кинга Коула, белый Хэрольд Арлен или черный. А еще он жутко некрасивый… Но милый.

Арлен сначала стал первым любовником моей матери в Лас-Вегасе, а потом — ее жертвой, безраздельно преданной своему мучителю.

Дитрих всегда сознавала, что ее вокальные возможности не слишком велики. Однажды она услышала, что существует нечто под названием «кортизон», которое, по слухам, может воздействовать на голосовые связки, и принялась глотать пилюли, словно леденцы. Это происходило задолго до того, как кортизон заподозрили в том, что он является возбудителем отдельных видов рака. Но знай Дитрих даже в ту пору про опасные побочные действия лекарства, она все равно не перестала бы его принимать. Она свято верила, что обладает иммунитетом ко всем тем хворобам и прочим напастям, что во множестве унаследовал род человеческий.

Близился конец гастролей в Лас-Вегасе, и тут позвонил Ноэл Коуард и сообщил матери, что вскоре у нее объявится майор Невилл Уиллинг, и она не должна пренебрегать его особой, а, напротив, должна принять его со всем возможным дружелюбием, ибо у него в голове созрела замечательная идея, и сам он заслуживает доверия.

Майор, с иголочки одетый маленький человечек, столь же элегантный и нарядный, сколь и тот ночной клуб, который он представлял, объявил, что готов положить к ногам Дитрих столицу Великобритании. Четырехнедельный ангажемент в знаменитом лондонском «Кафе де Пари», впридачу — апартаменты Оливера Мессела в отеле «Дорчестер» и столько «роллс-ройсов», укомплектованных ливрейными шоферами, сколько пожелает ее душа! На мою мать все это не произвело впечатления; с холодным удивлением она осведомилась, зачем Ноэл попусту отнимает у нее время. Тогда майор, словно по наитию, пустил в ход свой главный козырь. Он предложил новый вариант: ежевечерне крупнейшие английские актеры-мужчины будут представлять публике божественную «Марленэ-э-э» Их даже можно будет уговорить записать свои восторженные вступительные речи. Вот это уже возымело действие! Дитрих дала согласие; правда, лишь после того, как окончательно уверилась, что под словами «крупнейшие актеры» подразумеваются настоящие звезды: Лоренс Оливье, Ральф Ричардсон, Майкл Редгрейв, Алек Гиннес, Пол Скофилд и кое-кто еще из жрецов сцены, достаточно блистательных, чтобы оправдать свою репутацию. Кроме того, она напомнила майору про то, что Нозл заверил нас в его, майора, полной «надежности».

Дитрих покончила с делами в Лас-Вегасе, полетела в Голливуд, чтобы подправить и заново расшить блестками кое-какие из своих платьев, годящихся для Лондона, и возвратилась в Нью-Йорк.

Мы сидели у кого-то в гостях, может быть, даже у Ремарка, не помню, потом вышли и, поскольку у мамы была назначена примерка, решили пройтись пешком несколько кварталов по Пятой авеню до дома, где жил ее портной. Дитрих вообще-то никогда не гуляла по улицам и не заглядывала в витрины. Подобно большинству известных людей, она быстрым шагом шла, рассекая толпу, стремясь добраться до места назначения раньше, чем ее опознают. Но в тот день она вдруг с силой сжала рукой в перчатке мое запястье и буквально впихнула меня в магазин Тиффани. Надо заметить, моя мать никогда не делала таких странных жестов и питала отвращение к тому, что называла «самой скучной ювелирной лавкой на свете». Мне стало ясно: случилось что-то нехорошее. В тот же миг я услышала, как она торопливо и настойчиво шепчет мне в ухо по-немецки:

— Мои ноги! Очень болят ноги. Притворись, будто хочешь что-то купить, тогда мы сможем склониться над прилавком, словно выбираем…

С этими словами она подтолкнула меня к стеклянной витрине. Одна из бесстрастных, отлично вышколенных продавщиц Тиффани, тщательно скрывая внутреннее волнение, ибо она узнала знаменитую покупательницу, принялась показывать нам изделия из бриллиантов. Желая оттянуть время, Дитрих внимательно изучала каждую вещицу, приговаривая что-нибудь близкое к теме:

— Камни недурны, но оправа — нет слов! Неужели мужчины в самом деле дарят такие поделки своим женщинам? — Вертя в руке великолепный бриллиантовый солитер, она выразилась еще резче: — Нет ли у вас чего-нибудь поизящнее? Только качество камня может оправдать его невыносимо вульгарные размеры!