Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Свое снотворное средство она раздобыла где-то во Франции. На самом деле, это были не просто таблетки, это был мощный наркотик. А так как Дитрих предпочитала, чтобы медицинская помощь проникала в ее организм через прямую кишку, то это были свечи. Во-первых, они, действительно, срабатывали много быстрее. Во-вторых, она не доверяла способности желудка четко различать, где проглоченная пища, а где целебное лекарство. Кроме того, она сомневалась, что желудок в достаточной мере умен, чтобы правильно сообразить, куда надлежит отправить одно, а куда другое.

У свечей, с ее точки зрения, имелось еще одно преимущество. Благодаря нехватке пространства в вышеупомянутой кишке, нельзя было совершить непреднамеренное самоубийство, затолкав «туда вверх» больше, чем нужно. Французское средство для лечения бессонницы давало превосходный результат: она так быстро погружалась в сон с его помощью, что решила окрестить его именем актера, которого считала самым скучным человеком во всем Голливуде. Актера звали Фернандо Ламас.

Прибыв в Лос-Анджелес, моя мать буквально в ту же минуту бросилась звонить мне и, заикаясь, рассказала о чудовищной вещи, которая случилась в самолете, о том, что сделал с ней Юл «прямо в воздухе». Потом, выговорившись, села за длиннейшее письмо к Ноэлу Коуарду, торопясь воспроизвести на бумаге всю историю от самого начала до самого конца.

Это было на прошлой неделе в Нью-Йорке. Когда он появился, я стояла у двери. Я не собиралась делать ничего дурного или неправильного. Он вошел, улыбаясь, с бутылкой во внутреннем кармане пальто. Прошел, ничего не говоря, прямо в спальню и принялся рассказывать мне о тумане, витающем над Эйфелевой башней, о парижских улицах, о мостах и о том, как много он обо мне думал. Я стояла и слушала, изумляясь тому, что это мне не снится. Он вернулся ко мне наяву и он любит по-прежнему. Потом на меня обрушился ураган, который длился три часа, и я заснула, точно убитая, впервые за два месяца, заснула и спала до самого утра без мучений и снотворных.

Он проснулся в одиннадцать, объявил, что в двенадцать у него встреча. Как всегда, я сделала кофе, как всегда после ночных возлияний, дала ему таблетку эмперина. Он был, как всегда, немного рассеянный, словно бы отсутствующий, и уже перед самым его уходом, прямо на пороге, я спросила, КАК ВСЕГДА: «Сегодня позвонишь?» И он ответил: «Пока».