Моя мать Марлен Дитрих. Том 2

Папиляйн, как печален этот мир! Наш дом № 54 все еще стоит, и хотя в нем много пробоин от снарядов, на нашем балконе цветет красная герань. От дома № 35 остался лишь остов, он полностью разрушен, а балкон так и висит. Мутти каждый день копалась в обломках и нашла бронзовую маску с моего лица — в целости и сохранности. Она долго сидела там и плакала! Я приношу ей все, что могу достать съестного. С тех пор, как я здесь, я питаюсь одним хлебом. Выгляжу, как старая курица со сморщенной шеей, годная лишь на суп. Все наши знакомые — в Вене. Генрих Джордж (важный нацист) копает уголь для русских! Играют «Трехгрошовую оперу» с Кейт Кюль и Хупси, но я не могу попасть на спектакль: у самой два концерта в день. Театр «Фемина» на Моллендорфплац ставит «Мою сестру Эйлин». Мемориальную церковь кайзера Вильгельма разбомбили, зоопарк Банхоф, Иоахимталер, Таументцин-штрассе — все лежит в развалинах. На Фриденау и здесь, на окраине, пока все цело, почти все. Русские растащили все часы. Они мародерствовали пять дней и изрешетили выстрелами сейф. Теперь Мутти чинит часы, а мои старые стеклянные бусы все еще лежат в витрине.

Большие часы снаружи тоже украдены, и Мутти повесила деревянные, которые сама разрисовала! Клэр Уолдорф, которому нацисты запретили играть, все еще в Рахенхолле, а квартиры у него нет. Целый день стоит грохот, как на войне: закладывают динамит, чтобы сравнять с землей разрушенные дома. Я еще не набралась храбрости, чтобы сходить в свою школу на Нюрнбергштрассе. Когда навещаешь старые места, и без того грустишь по утраченной юности, а здесь еще весь этот ужас вокруг.

Берлинцы меня любят, приносят мне всё — от фотографий до селедки, полученной по карточкам. Гуляя по улицам, слышу знакомый язык, детишки играют в «Рай и Ад» среди руин. Мармонхаус уцелел, и поскольку он находится в английской зоне оккупации, там показывают «Рембрандта» с Чарлзом Лоутоном.

Сердце мое, надеюсь, к тому времени, когда ты получишь это письмо, я телеграфом сообщу тебе хорошие новости. Я ни перед чем не остановлюсь — абсолютно ни перед чем (не сообщай об этом Жану!), чтобы вызволить твоих родителей.

С огромной любовью, твоя Мутти

Париж, 9 октября 1945

Папиляйн,