Наверняка в старых летописях Деймрана хранилось какое-нибудь пакостное предсказание, пророчащее конец света семи королевствам, если эти часы вдруг остановятся. Возможно, не одно. Но магистры скрывали ото всех страшную правду и помалкивали в кулачок. Иначе деятельные студенты возьмутся штурмовать башню, чтобы ради шутки или эксперимента остановить часовой механизм.
Фонари остались за замковой стеной. Мир погрузился в темноту и настороженную тишину. Над головой развернулось огромное бархатное небо, щедро усыпанное мелким звездным горохом.
Внезапно на кончике указательного пальца у Закари загорелась огненная пика, похожая на язычок горящей свечи. Свет был неровный и тусклый, неспособный справиться с обступающим нас мраком.
– Ты же в курсе, что по ночам некроманты здесь выгуливают своих питомцев? – пошутила я. – Решил привлечь на огонек?
– Уверен, ты меня защитишь, светлая чародейка Варлок.
– Не рассчитывай.
– Даже во имя света и добра? – фальшиво хмыкнул он.
– И лучше потуши это подобие огня. Если нас застукают, то заставят отрабатывать в оранжерее.
– У нас там теперь связи, – напомнил Закари о крестной.
– Наши связи не помогут, а еще сверху добавят, – уверила я.
Не рисуясь, он действительно погасил пламя: махнул рукой, и огонь потух. На секунду чернота вокруг показалась непроницаемой. Чудом не споткнулась.
Наконец из темноты выступили первые надгробья. До густых пушистых елей оставалось шагать недолго. Где-то здесь, совсем недалеко, поутру некроманты сначала выкапывали, а потом закапывали четвертого ректора. Вернее, надеюсь, что закопали, не хотелось бы кувыркнуться на него сверху и поцеловать его черепушку.
– Я знаю, что сам напросился в компанию, но все же спрошу, – нарушил тишину Закари. – Меня гложет любопытство, зачем тебе понадобились еловые ветки? До Нового года еще далеко.
– На венок.
– На чью могилку надумала возложить?
– Повесить на дверь. – Мне с трудом удалось сдержать смешок. – Рассчитываю, что он будет тебя отпугивать.
– План необычный, но провальный, – с фальшивым сожалением цокнул языком Закари. – Я не боюсь ни божественных знаков, ни осиновых кольев, ни еловых венков.
– Странно, – протянула я. – Эмбер утверждает, что венок отпугивает беды. Если подумать, пока он висел, ты ни разу не появился в нашей комнате.
– Просто нас с тобой не хотели поженить, – заметил он.
– Кстати, о женитьбе…
– Суровый февраль, только не говори, что ты передумала и решила стать госпожой Торстен, – пошутил Закари. – Место для дурной новости ты выбрала правильное, но время неподходящее. Я тут из себя хорошего парня строю, дай морально подготовиться.
– Ты лелеешь свое самомнение, – отозвалась я.
– Но ты простишь мне эту маленькую слабость? – хмыкнул он.
– Естественно! Ты же пришел со мной на кладбище воровать елки, – подколола я. – Но мы должны договориться о правилах, по которым дальше будем изображать любовь. Даже если через седмицу скажем родителям, что расстались, я больше не хочу никаких сюрпризов. Ты сегодня попробовал, мне не понравилось.
– Я заметил, – отозвался он.
– И не смей говорить, что сожалеешь из-за Айка! – быстро предупредила я.
Закари вдруг резко остановился и, щелкнув пальцами, снова зажег огонек. Пламя внезапно отразилось в его темных глазах и раскрасило лицо глубокими тенями.
– Сожалеть? – переспросил он. – Это вроде того, что девушка позорится, а стыдно ее подружке рядом? У меня нет привычки сожалеть о чужой глупости, Варлок.
– Понятно, но это никак не отменяет личных границ, Торстен. – Я дунула на его горящие пальцы, как на свечу. Пламя дрогнуло и постепенно, дразнясь, затухло. – Давай договоримся: никаких близких контактов на людях.
– Что, по-твоему, близость, суровый февраль? Это близкий контакт?
Внезапно он сжал мою руку, словно доказывая, что для него выражение «личные границы» – совершенно бессмысленная тарабарщина, просто пустой набор звуков, но замерзшие в осеннем холоде пальцы оказались окутаны горячим теплом.
Я высвободилась.
– Весьма.
– А взять за локоть? – Закари действительно мягко сжал мой локоть, и тепло от его ладони проникло даже через плотный кожаный рукав. – Близкий контакт?
– Торстен, не нарывайся на светлую благодать, – от души посоветовала я. – Иначе позавидуешь умертвиям.
– За плечи, конечно, обнимать нельзя, если я не хочу завидовать умертвиям, – резюмировал он. – Насколько близко я могу подойди? Так?
Закари сделал шаг, фактически прижавшись ко мне грудью.
– Слишком близко, – резковато ответила я, вдруг осознав, что ощущаю запах его ледяного, как морозный зимний воздух, одеколона.
Не сопротивляясь, Торстен немедленно отступил, оставив мне тающий тонкий аромат.
– Личные границы соблюдены? – уточнил с иронией в голосе он.
– Да, – согласилась я. – Без прикосновений! И не смей меня целовать. Больше никогда!
– Только если попросишь, – улыбнулся он сквозь темноту.
– Торстен… – предупреждающе процедила я.