Моя милая ужасная невеста

На втором этаже Закари произвел настоящий фурор. Он шагал по коридору уверенной походкой с налетом небрежной надменности, словно не был вымазан в грязи вдоль, поперек и еще немного сверху. Рука в кармане брюк, измусоленное пальто без одной пуговицы – назад, во взлохмаченных волосах, убранных за ухо, застрял желтый мелкий листик. Да я потерялась в его ослепительном блеске! Никто не обратил внимания, что коридор осветили две звезды, а не одна.

– Каждый раз, когда вы заходите вдвоем, становится все страшнее, – вернув дар речи, прокомментировала наше торжественное появление Эмбер. – Вы откуда такие красивые?

– С кладбища, – сухо бросил Закари и подошел к моему столу.

Между аккуратных стопок учебников и письменным набором на подставке стоял почтовик. В прозрачной сфере клубился черный дымок, намекающий, что меня дожидалась куча пропущенных посланий. С непроницаемым видом Торстен поднял шар и протянул мне:

– Разблокируй.

С трудом сдерживая ехидную улыбку, я забрала почтовик и проговорила:

– Получать сообщения Закари Торстена.

Сфера вспыхнула золотистым мерцанием, давая понять, что приказ выполнен.

– Доволен? – спросила у него.

– Весьма, – хмыкнул он и кивнул в сторону стола Эмбер, где стояла приготовленная бутылка с зеленым хмелем: – Хорошего девичника, дамы. Не увлекайтесь полынной настойкой. От нее наутро болит голова.

Он вышел. Некоторое время в обалделом молчании мы смотрели на закрытую дверь.

– Что случилось? – сдержанно спросила подруга.

– Мы ходили за еловыми ветками, – ответила я, крутя в руках почтовик, и внутри яростно клубился черный дымок, облизывающий стеклянные стенки.

– И где они?

– На елках.

– Логично, но это не объясняет, почему вы грязные, как будто елки выкапывали, – заметила Эмбер. – Вас поймали на выходе с кладбища и заставили все посадить обратно?

– Нет, Торстен упал в могилу.

– И ты его попыталась зарыть руками?

– Вытащила. – Мне вдруг стало смешно. – И знаешь, Эмбер? Давно я так не развлекалась.

– Куда уж веселее, – покачала она головой.

Внезапно пришло осознание, что за последний час я ни разу не вспомнила Айка с его нелепой паузой в отношениях. Хмарь, скопившаяся в груди, больше не давила. Закари Торстен умело и незаметно заполнял собой пространство: шутил, ехидничал, провоцировал. Приковывал внимание. Он понимал, как заставить человека рядом почувствовать себя хорошо. Впрочем, еще он знал, как сделать плохо. И забыть об этом было бы самоубийственной глупостью.

Словно специально дождавшись паузы в нашем разговоре, почтовик ожил и строгим голосом Беаты Варлок позвал меня по имени:

– Марта!

Вздрогнув, я едва не выпустила шар из рук. Не сговариваясь, в едином порыве мы с Эмбер повернули головы к бутылке с полынной настойкой, словно матушка могла ее обнаружить в комнате и посмотреть на нас с укоризной. Подозреваю, и в подруге проснулось абсурдное желание надежно припрятать крепкий алкоголь подальше от любых глаз. Даже от наших.

– Айша сказала, что вы с Закари сегодня повздорили на людях, – между тем деловитым тоном заявила мама. – Послушай совета своей мудрой матери…

Я резко потрясла шаром. Матушка пару раз булькнула что-то неразборчивое, но определенно нравоучительное и смолкла. В комнате наступила ошеломленная тишина. Почтовик просветлел, но дымок от сообщений по-прежнему клубился.

Подозреваю, все они были от не в меру энергичной сегодняшним днем матери, ни с того ни с сего решившей поучаствовать в личной жизни старшей дочери.

– Твоя крестная меня пугает, – прошептала Эмбер, словно Айша могла нас подслушивать через почтовую сферу и передать разговор в башню Варлок. – Ее даже рядом не было, когда вы поскандалили из-за цветов.

– О том и речь. – Я одарила подругу выразительным взглядом.

– Вездесущая женщина! – уважительно присвистнула она. – Мне вдруг в голову пришло… Если она узнает об Айке?

– Да не о чем уже узнавать, – вздохнула я и, стерев оставшиеся в шаре сообщения, отправилась отмываться от кладбищенской землицы.

С девичником явно не задалось. Мы очень старались, но не смогли открыть бутылку. Тянули пробку вверх, потом пытались протолкнуть в горлышко. Она застряла намертво, даже не расковыряешь.

– Мы что, не темные магички? – взопрев от усилий, процедила раскрасневшаяся Эмбер и отправила по бутылочному горлышку разряд заклятия.

В одно мгновение пробка раскрошилась, осыпавшись в настойку мелкими комочками.

– Процедим! – жизнерадостно объявила соседка.

Секундой позже с тонким треньканьем бутылка разделилась на две части. В руках Эмбер осталось горлышко с гладким, словно срезанным острой бритвой, краем. Другая – сорвалась вниз и со звоном раскололась об пол. Я успела отпрянуть, но одежду все равно прилично окропило. В луже мутно-зеленой бурды щерились острые осколки. Ручейки текли в разные стороны: под кровать, под стол и чуток под наши домашние туфли. Пространство стремительно наполнялось горьким запахом полынного алкоголя.

– Кхм… – Эмбер задумчиво кашлянула и прокомментировала: – Говорят, что посуда бьется на счастье.

– А бутылки бьются к уборке, – мрачно ответила я и, сморщившись, посмотрела на заляпанные домашние штаны.