Моя навсегда

Когда тебе восемнадцать, сорок два года – это много. И кто бы ни говорил, что он не замечает разницу в возрасте, он солжет. Но тот, кто скажет, что эта разница фатальна, что она делает людей несовместимыми, словно они из разных материй – словно птицы и камни, – тоже ошибутся. Возраст – величина относительная, как время рядом с огромной тяжелой горячей звездой. Время замедляется, а жар испепеляет и забирает, втягивает в себя без остатка.

Дмитрий Евгеньевич пришел ко мне в институт тридцать первого декабря. Жестоко – но деканат решил так: раз у всей страны сегодня рабочий день, то и у студентов он станет рабочим. Зачетным, экзаменационным. Зубрили прямо в последний день старого года.

Мы стояли посреди холла и лопали доставшийся нам на халяву шоколад. Мы – это я и моя неизменная подруга по несчастью Женя, теперь к тому же секретарь учебного отдела нашего факультета по совместительству. Совместительство приносило ей стабильность и уверенность в студенческом будущем, а ближе к Новому году – шоколад в неограниченных количествах, поэтому мой рот был набит взятко-шоколадом.

Дмитрий Евгеньевич прошел по коридору, остановился около информационного стенда и стал сосредоточенно вчитываться в какие-то объявления, держа в руках пальто и стопку каких-то бумаг. На нем был темно-синий, почти черный костюм, сидевший как на кинозвезде, и галстук, и ботинки начищены так, словно Москва не утопала в грязной соленой жиже. Ласточкин смотрелся так органично и естественно, что я вдруг решила, что он тут вообще оказался по какому-то другому поводу, никак не связанному со мной. Может быть, лекцию читать пришел? Выступать на конференции с докладом? Приглашен в качестве гостя – у нас в Высшей школе очень любили приводить знаменитых людей – и теперь ищет номер своей аудитории. Правда, какой идиот назначит лекцию на тридцать первое декабря? Или может быть, в Высшей школе открыли факультет хирургии? Факультатив.

В любом случае я вцепилась в Женину руку и, как мой брошенный мальчик, всем телом нырнула за угол, утянув подругу за собой. При этом я яростно жевала, пытаясь освободить рот от вязкого шоколада. Будь прокляты студенты с несданными хвостами! Я не хотела, чтобы Дмитрий Евгеньевич заметил меня раньше, чем я справлюсь со своими чувствами, раньше, чем доем шоколад.

Женя посмотрела на меня, как психиатр на буйного пациента.

– Ты здорова? Чуть руку мне не оторвала.

– Слушай, проверь, там действительно стоит мужчина… ну, просто посмотри, кто там стоит у окна напротив учебной части?

– Зачем? – тут же заинтересовалась Женя. – А кто он?

– Конь в пальто. Посмотришь или нет? – разозлилась я.

Женька выглянула и вернулась.

– Пальто в руках держит. И кто это? – спросила меня она.

– Стоит! – огорчилась я. – Бумажки читает?

– Да. Препод, что ли? И чего он будет вести? А ты когда успела накосячить?

– Ничего я не косячила, – прошипела я, прижимаясь к стене спиной и затылком.

Я словно пыталась исчезнуть. Мозг зашкаливало от напряжения. Я понимала: есть шанс, что он пришел, чтобы увидеть меня. Почему он не позвонил? Может быть, он звонил, но я в последние несколько дней почти не была дома, закрывала хвосты, досдавала зачеты, пропадала в институте и заодно избегала Митьки, чтобы не спалиться, – я ведь все еще чувствовала этот изматывающий жар и изнурительную потребность каждую минуту думать о его отце. Не хотела быть пойманной на еще одном нарушенном обещании.

Если его отец и звонил мне домой, он бы не дозвонился. Ну и что? Это же не повод приходить в институт!

– Интересно, в таком случае, кто это? – Женька посмотрела на меня внимательнее, затем снова вынырнула из-за угла и обратно. Теперь ее глаза горели. – Он что… с тобой? А ты – с ним? Вы что, это?

– Ты изъясняешься как неандерталец.

– Наукой вообще не установлено, обладали ли неандертальцы навыками речи.

– Есть предположение, что обладали.

– А он для тебя не староват? Ему лет тридцать пять, не меньше. – Женя снова выглянула. – Симпатичный, конечно, дядечка. Высокий. Где взяла?

– Сорок два, – ответила я.

– Что – сорок два? А, сорок два, – повторила Женя. – Нормально. Тихоня ты. А я думала, что ты со своим байкером только притворяешься, что дружишь.

– А я с ним и не дружу. У нас с ним взаимовыгодное сотрудничество, – пожала плечами я. – Скажи, он не ушел?

– Тебя это огорчит или обрадует? – спросила Женя, после того, как снова выглянула на поверхность. Мой болтливый перископ. – Сорок два. Это сколько у вас разница? Нет сомнений, что он тебе годится в отцы, но я вот подумала: может, он тебе и в деды годится?

– Иди ты знаешь куда? – прошипела я, стараясь дышать, как положено дышать при панической атаке.

Нужно было выбираться из укрытия, но ноги не слушались. Я не могла принять решение, хотя еще несколько минут назад собиралась заставить себя все забыть и начать снова жить нормальной жизнью. Или хотя бы просто жить.

– Двадцать четыре года. Между вами двадцать четыре года разницы, вау! Обалдеть. Как в романах. Он тебе наследство оставит, а ты ему – стакан воды.

– Иди ты в баню! И в дедушки мне он не годится.