Моя навсегда

– Скажи мне! Это твой единственный шанс. Или ничего не говори, просто развернись и уезжай на свой ужин. Договори речь, допей шампанское. Я не играю большой роли, и нет никакого смысла терпеть мои истерики. Потому что, знаешь что, я просто хочу знать правду. Правда – это валюта с высокой волатильностью. Я понимаю, может быть, у меня на нее и не хватает, не добираю. Но если мой лучший друг говорит, чтобы я убиралась из его жизни на мороз, я не стану больше встречаться с тобой, пока не пойму, что происходит. Я ставлю все, что у меня есть, понимаешь? Я ставлю себя!

– Соня, Соня, ну зачем тебе это?

Он говорил как проигравший. Опустил руки и стоял в своем роскошном смокинге – мужчина, которого невозможно забыть, доктор Джекил. Я вдруг подумала: он сейчас уйдет. Они оба – их связывает что-то такое, что невозможно сказать, о чем непереносимо больно говорить. Они оба уйдут, и я останусь одна.

Стало нестерпимо больно, и я почувствовала на щеках горячее. Я плакала. Я не хотела остаться одна.

– Мы всегда открываем дверь в запретную комнату Синей Бороды, – ответила я ему.

Тогда он кивнул и пошел к машине. Я подумала: всё. Нашла способ решить проблему, Сонечка. Но Дмитрий нырнул в салон, достал оттуда свое пальто и вернулся, накинул пальто мне на плечи, растер предплечья, глядя в мое заплаканное лицо.

– Ты не отступаешь, да?

– Я только и делаю, что отступаю, – прошептала я.

– Ты сядешь в машину, и мы поедем ко мне домой. Ты поужинаешь со мной, и я все тебе расскажу и отвечу на все твои вопросы.

– Нет! Здесь и сейчас, – замотала головой я, но Дмитрий только покачал головой, как отец, уставший от моих капризов.

– Если я сказал, что отвечу, – так и будет. И потом, кто тебе помешает порвать со мной после ужина?

И я сдалась. Закуталась в пальто – сигнал безоговорочной капитуляции. Дмитрий довел меня до машины – медленно, бережно, словно боялся оступиться и разбить меня как вазу (я была близка к тому, чтобы разлететься на тысячи осколков). Он сбегал и принес мои сумки, положил их в багажник. Я закрыла глаза и растворилась в звуках. Урчащий мотор – надежный, не дающий сбоев. «Вольво» – машина для серьезных людей. Тихий, еле слышный звук радиоприемника, играет джаз. Скрип кожи на сиденье, я дышу на свои пальцы, пытаюсь их отогреть, а Дмитрий неторопливо, без резких поворотов ведет машину. И иногда поглядывает на меня – в порядке ли я.

Тепло. Какое же это счастье – попасть с холода в тепло! Я словно тонула в тепле, проваливаясь в сон. И уснула, не заметила, как мы доехали до дома, – Дмитрий жил в доме из желтого кирпича на улице Академика Зелинского, на шестнадцатом, последнем, этаже. Отсюда до его Центра сердечно-сосудистой хирургии можно было добраться за полчаса – в противоток к пробке, ехать-то из центра. Он говорил, можно было найти что-то поближе, но ему, Дмитрию, не нравились эти новые, продуваемые всеми ветрами районы с типовыми панельными домами в миллион подъездов. А из спальни в его квартире открывался вид на реку и парк Института химической физики. Через парк можно было дойти до воды.

Я сидела на широком подоконнике, спрятавшись за занавеской и закутавшись в одеяло, и смотрела на огни, очертившие в ночи темную ленту Москвы-реки. Я обожала этот вид, этот подоконник и тихий звук радио – Дмитрий всегда ставил что-то как фон. Эту квартиру он называл «место силы». Он тут «вставал на подзарядку». Во второй комнате – рабочий кабинет и какой-то замысловатый тренажер, который он привез на заказ из Америки. Нужно держать форму. Готовь сани летом…

– Ну, ты там как, Софи? – спросил он и отвел в сторону занавеску.

Дмитрий был без галстука и пиджака, но все еще в белоснежной рубашке с закатанными рукавами и держал в руках чай, пахло корицей и апельсином.

– В порядке, – соврала я, принимая чашку из его рук.

Он приложил ладонь к моему лбу, затем деловито приложил два пальца к моей шее – подсчитал пульс, двигая губами в такт биению сердца. Раз, два, три.

– Тебе нужно принять горячую ванну. Сколько ты там просидела?

– Если я заболею, к врачам обращаться не стану, – пропела я и отпила глоток чаю. Сладко.

Потом посмотрела ему в глаза, и он сразу все понял. И кивнул.

– Пойдем в кабинет, Софи, только чай не бросай. Допей все, – скомандовал он, привыкший к тому, что все его приказы беспрекословно выполняются. Сказал – и ушел.