Моя особенная девочка. Я тебя нашел

Брожу туда-сюда, все время глупо улыбаясь и прикасаясь к своим губам пальцами. В голову лезут всякие совсем не детские фантазии и щеки начинают гореть еще сильнее. Только я не отступлю и сдержу обещание. Этот парень настолько мой, что сомнений больше нет. Я хочу быть с ним. Хочу, чтобы именно он стал моим самым первым. Я уверена, что не пожалею об этом, чтобы там у нас дальше не случилось.

— Анют, у тебя опять температура? — на мой лоб ложится прохладная ладошка Ирины Дмитриевны.

— Нет, — смущенно отвожу взгляд. — Я просто очень люблю вашего сына, — и смотреть на нее становится совсем неловко.

Мама Макса смеется и крепко меня обнимает. Я нерешительно делаю это в ответ.

— Ты извини меня за ту сцену у клуба, — говорит тихо, но я слышу. — У нас с Максом тогда все было так сложно. Ты просто попала под горячую руку.

— Я уже забыла, — это правда. Даже не думала, что она до сих пор помнит нашу первую встречу. — Можно мне к Максу?

— Ему сейчас уколы будут делать. Сказали, через часик — полтора будет можно.

— Хорошо. Тогда я пойду к себе в палату.

Ирина Дмитриевна провожает меня и возвращается к сыну, а я лежу на кровати, смотрю в потолок и улыбаюсь. Ненормальная, честное слово! А Макс будет видеть… Аааа!! Мой Макс будет видеть! Это самая прекрасная новость за последние дни. У меня уже все лицо болит, но улыбка так и не желает сходить с губ. И когда папа заходит в палату, я первым делом счастливо пищу ему:

— Макс будет видеть!

Он загруженный и уставший, но глядя на меня все же улыбается. Садится на кровать, облокачивается на стену и закрывает глаза. Я тут же подползаю к нему обниматься. Одной рукой прижимает к себе, вторая спокойно лежит на его бедре.

— Пап, — зову его, — в ответ он лишь поглаживает меня по спине. Значит слышит. — Папочка, а расскажи мне, что ты там сейчас делаешь? И вообще, что на самом деле произошло? Зачем нас держали в том ужасном подвале? Ради одного из твоих заводов? — засыпаю его вопросами.

Томас говорил, но я хочу узнать полную версию и желательно от человека, которому доверяю. Папа вряд ли станет мне лгать.

— Давай ты не будешь забивать себе этим голову, малыш, — вздыхает папа. — Взрослые сами разберутся. С вас уже хватит.

— Так не пойдет, — кручу головой.

— Почему? — усмехается он, отлично зная свою упрямую дочь.

— Потому что мы имеем право знать. И Макс имеет право знать, за что он лишился зрения и вообще чуть не замерз там насмерть, — произнеся это вслух, мне опять становится не по себе.

— Наверное, ты права, — вздыхает папа. — Тогда давай все вместе и поговорим. Идем к Максиму?

— Идем!

Глава 30

Макс

— Нагулялся? — улыбаюсь, нащупывая ладонью голову Грома. Пёс толкается мне в руку, чтобы гладил. Не знаю, кто и как договорился с врачами, но его ко мне привел Олег.

— Ррр. Аф, — заявляет огромный доберман и лижет меня в щеку.

— Спасибо тебе. Ты мне жизнь спас, — благодарно глажу его между ушей.

Все вроде хорошо закончилось, а на душе хреново. Меня никак не отпускает случившееся. Врач говорит, я слишком долго боролся там, вот и ловлю теперь откаты в виде накатывающей хандры и кошмаров. Одному оставаться не по себе. Друзей пока не пускают. Мама говорит, они тут прописались. Каждый день кто-то заглядывает.

Отец Ани приехал, мама собрала пакеты с фруктами, книгами, журналами и поехала домой, чтобы принять душ и переодеться. Я просил не говорить парням, что не вижу. Зрение восстанавливается. Пока перед глазами пятна вместо людей, но это лучше, чем полная темнота и холод… Чтоб его! Он мне тоже снится. Ане не стал говорить и матери запретил. Сегодня проснулся от того, что стучат зубы. В палате тепло, плюс на мне одеяло. Какой-то фантомный холод, от которого начинает ломить все тело. Это тоже пройдет. Надо просто перетерпеть. Тем более мне таких вкусняшек пообещала одна красивая блондинка. Теперь предвкушаю и фантазирую. Помогает отвлечься.

Слышу, как открывается дверь палаты. Дергаюсь на звук, Гром приветливо урчит. Значит свои. Пальцы отпускают зажатую в них простыню. Долбанные рефлексы!

К кровати подходят два силуэта.

— Свои, Макс, — тихо говорит отец Ани.

Мягкие, теплые подушечки пальцев касаются моей руки.

— Ты чего такой? Как пружина весь. Тебе опять больно? — беспокоится моя невыносимая.

Закрываю глаза, выдыхаю. Мышцы и правда натянулись канатами. Аж в животе стало больно. Наверное, мать права. Надо соглашаться на психолога. Один я не разберу бардак в своей отмороженной голове.

— Макс, — трясет за плечо Анюта.

— Я сейчас врача позову, — тут же кипешует Каменский.

— Не надо врача. Нормально все со мной.

Поздно. Вадим Юрьевич уже ушел, а Анюта не могла не воспользоваться моментом. Она тут же прижалась к моим губам. И я перестал мерзнуть, с тихим, довольным стоном отвечая на ее поцелуй.

Услышав шаги, Анюта от меня отскочила. И вовремя. Ее отец вернулся с дежурным врачом. Он осмотрел меня, задал пару вопросов и подтвердил, что все нормально.

— Я же говорил.

— Ты и в реанимации пытался всех убедить, что у тебя все нормально, — рассмеялся Вадим Юрьевич.

— Не помню такого, — фыркаю в ответ.