Моя песня бредёт по свету...

Снова вижу солнечные ели я…
Мысль неуловима и странна —
За окном качается Карелия,
Белая сосновая страна.

Край мой чистый! Небо твое синее,

Ясные озерные глаза!
Дай мне силу, дай мне слово сильное
И не требуй, чтоб вернул назад.

Вырежу то слово на коре ли я

Или так раздам по сторонам…
За окном качается Карелия —
Белая сосновая страна.

У Петрозаводска, 1939

«Как лес восстановить по пням?..»

Как лес восстановить по пням?
Где слово, чтоб поднять умерших?
Составы, стоны, суетня,
Пурга да кислый хлеб промерзший.

Четвертый год вагон ползет.

Проходим сутки еле-еле.
На невысоких сопках лед
Да раскоряченные ели.

А сверху колкий снег валит.

Ребята спят, ползет вагон.
В печурке огонек юлит.
Сидишь и смотришь на огонь.

Так час пройдет. Так ночь пройдет.

Пора б заре сквозь темноту —
Да нет вот, не светает тут…
Ползут часы. Ползет вагон.
Сидишь и смотришь на огонь.

Но только голову нагни,

Закрой глаза, накройся сном —
В глазах огни, огни, огни,
и тени в воздухе лесном.
…Потом в горах — огни, огни,
Под ветром осыпались дни,
Летели поезда,
И загоралася для них
Зеленая звезда.

…Вперед сквозь горы!

Предо мной распахивалась синь.
Пахнуло солью и смолой,
Гудок взревел: «Неси-и!»

Три солнца —

      сквозь туннель —
            в просвет.
Рывок — и тьма назад,
И сразу нестерпимый свет
Ударил мне в глаза.

1939–1940

«…Но стужа в кормовой каморе…»

…Но стужа в кормовой каморе
Поднимет сразу ото сна,
Суровость Баренцева моря
Немногословна и ясна.

Курс «норд», как приказал Седов…

В ночи плывут огни судов,
И берег — простыня.
А мы уходим в шторм на риск,
И ночь качает фонари на пристанях.

Ни звука. Пусть хоть просто крик,

Собачий лай бы,
Но молчаливы, хоть умри,
Рыбачьи лайбы.

Лишь прижимаются тесней,

Хоть и привыкли к холодам…
Нависли скалы. Серый снег.
И черная вода.

Но берега назад-назад,

Прибою их лизать…
Три вспышки молнии — гроза
Иль орудийный залп?

Но все равно — сквозь эту темень!

Но все равно вперед — за теми!

1940

Скрипач