Моя песня бредёт по свету...

Четвертый день хлестали ливни с гор…
В таверне ни души. Дымит камин.
Напрасно дверь хозяин отворяет
И, ежась от пронзающего ветра,
Взирает на размытую дорогу
В надежде на богатую карету.
Но даже нищих в этот день не видно…
И он печально затворяет двери,
Ногой пихает жирного щенка,
И, тяжело вздохнув, идет к камину
И руки потирает над огнем…

Потом стемнело.

         Свеч не зажигали,
Камин почти погас уж, а по стеклам
Все тот же серый ливень молотил,
Порою перемешиваясь с градом,
Когда внезапно постучали в дверь.
На властный стук хозяин прибежал,
И дверь открыл, и отступил на шаг,
Испуганно пришельца пропуская.

Тот темен был, с него вода стекала,

Он весь насквозь промок, из-за того что
Широкий плащ его был снят — он что-то
Плотнее завернул в него и сверток
Прижал к груди, как сына. И сказал
Пришелец:
         — Дай мне место у огня,
Чтоб высохнуть. Немного хлеба с сыром,
Глоток вина, ночлег на сеновале —
Вот все, что нужно мне на этот раз. —
И, подбоченясь, отвечал хозяин:
— Немного хочешь ты, как я гляжу.
Ну что ж, дружок, выкладывай монету —
И мигом будет все перед тобой.
— Уж третий день, как я последний грош
Отдал за два кусочка канифоли…
Я музыкой плачу тебе. —
                  И он
Стал у окна развертывать свой плащ,
И из плаща достал футляр скрипичный,
А из футляра — скрипку,
                  и огонь
Сверкнул и ожил в потемневшем лаке.
— Что музыка твоя, скажи на милость?
Тут это не ходячая монета.

За музыку твою я дать могу

Лишь запах блюд, дымящихся из кухни.
— Ты музыки хотел?
            Ну что ж, держи! —
И что-то в темноте швырнул.
            И вот
Хозяин ясно-ясно услыхал,
Как полновесный золотой дублон
Упал на пол и покатился в угол.
За ним — другой.
           Ей-богу, отродясь
Я не слыхал монеты полновесней!
И наклонился жадно,
            но едва
Он золото хотел рукой нащупать —
Еще дублон! Совсем в другом углу
Упал дублон. Он услыхал по звону
Чистейший, полновеснейший дублон!
И сразу три! Боясь со счета сбиться,
Он слушает, но тут теряет счет
И, тяжело упав на четвереньки,
Ползет и шарит золото.
                Вот рядом
Упал дублон…
          Еще…
              О, сколько ж их!

Дублон! И сразу три!

            И вновь дублон…
Он шарит, задыхается и шарит,
А под руками — только комья грязи,
Слетевшие с уставших сапогов.
А тот швыряет золото горстями:
Дублон! Еще дублон! Одни дублоны.
И в мире не осталось больше звуков,
Как этот золотой. Тяжелый дождь.
Звон капель полновесных золотых,
Они летят, срываются, звенят,
И катятся, и катятся дублоны,
Большие, полновесные дублоны!
О, хоть один нащупать бы рукой…
Но ничего! О где же, где они?
Тогда он на пол сел в изнеможенье
И закричал:
       — Огня! Скорей огня!
Но только крик его метнулся в стены —
Все смолкло…
         И скрипач смычок отвел
Широким жестом. Как свою рапиру
Отводит победивший шевалье.

1940