Моя прелестная девочка

– Грейс, невозможно «вроде как похитить» кого-то.

– Ладно… он напал на меня, – сказала она коротко, когда они выходили со стрельбища. – Вырубил меня. Но Мэгги вытащила меня до того, как я истекла кровью.

– Твоя подруга, специалист по переговорам с похитителями?

Грейс кивнула. Они вошли в лифт.

– Так значит, – он медленно выговаривал слова, не уверенный, стоит ли задавать этот вопрос, – когда ты сказала, что не понаслышке знаешь, что такое ПТСР…

– Мне пришлось справляться с достаточным количеством травм после того дела, – сказала она. – Скрывать это, замалчивать? От этого никому не станет лучше. Делать тайну из того, через что прошли столь многие из нас, – неразумно: это лишь наносит вред. А нам необходимо быть здоровыми физически и психически, чтобы защитить людей, которые нуждаются в этом.

Ему стало любопытно, понимает ли она, насколько она храбрая, есть ли у нее хотя бы отдаленное представление о том, чего стоит некоторым людям всего лишь признать, что им нужна помощь, не говоря уже о том, чтобы попросить о ней или использовать собственный опыт и употребить его на благие цели.

– Ты так странно смотришь на меня, – тихо сказала она.

– Ты красивая, – ответил он, потому что ее смелость и страстность вызвали в нем желание быть предельно искренним с ней. – То есть ты должна знать об этом.

– Я знаю, – сказала она, и в любое другое время эта сухая констатация факта вызвала бы у него улыбку. Она слышала это сотни раз, он был уверен. Всю ее жизнь мужчины говорили, что она красива, и она была достаточно умна, чтобы понимать, что значит ее красота, как она меняет восприятие людей в лучшую или худшую сторону.

– Но вот здесь. – Он надавил пальцами на ее ключицу, его ладонь легла на ее грудь, против ее сердца. Он дотронулся до ее лба, следуя за изящным изгибом брови. – И здесь, – его пальцы легко коснулись ее виска. – Куда более волнующая.

И вот тогда Грейс, верная себе, чертовски сильно удивила его. Потому что вместо того, чтобы поднять его на смех, уйти или отшутиться, она откинула голову назад и поцеловала его.

Глава 16

Она поцеловала его потому, что прошла вечность с тех пор, как кому-то удавалось одурачить ее, и годы с тех пор, как кто-то побеждал ее в стрельбе.

Она поцеловала его из-за морщинок вокруг глаз и поддразнивания в улыбке, из-за того, что ее мягкая кожа еще помнила, как восхитительны были прикосновения его мозолистых рук.

Она поцеловала его потому, что, честно говоря, устала бороться с этим распирающим чувством в груди, с голосом, шепчущим «а что, если» и «что такого может случиться».

Она хотела знать, было ли это в действительности так хорошо, как запомнилось ей.

Он с силой нажал на кнопку, и лифт остановился, она сама не поняла, как ее плечи оказались прижатыми к стенке лифта, и ощутила на себе весь вес и все тепло его тела.

Его руки были в ее волосах, они погрузились в аккуратно свитые косы, его ладонь поддерживала ее затылок, оберегая ее.

Она словно глотнула воды после долгих дней блуждания по пустыне. Она еще теснее прижалась к нему в медленном, неспешном поцелуе, которому, казалось, не будет конца. Его руки упали на ее бедра, и он приподнял ее. Она обвила ногой его талию, благодарная разрезу на юбке. Жесткие мышцы его груди надавили на нежные изгибы ее, вздох, сорвавшийся с ее губ, наполнил его. Он оторвался от нее, но последовал губами за нежной линией подбородка и остановился у уха. Она чувствовала кожей его тяжелое дыхание и не смогла сдержать довольной улыбки, загнувшей уголки ее губ. Она заставила его сделать это.

– Ты убиваешь меня, – проговорил он, его дыхание щекотало ее ухо; ее заставляло трепетать, когда его шероховатые губы касались ее шелковой кожи. – Мы не можем сделать это здесь.

Он был прав. Охрану вскоре оповестят об остановке лифта.

Но отстраниться от него было последним, что она хотела.

Он провел ладонями по ее телу, его руки остановились на глубоких ложбинках ее талии, и он медленно опустил ее на пол. Их лбы все еще соприкасались, и мгновение они просто стояли, просто дышали друг другом.

– Я должен отвезти тебя домой, – сказал он.

– Ты не обязан…

– Ты ведь не берешь назад свои слова, верно? – Гэвин отстранился и вопросительно изогнул бровь.

– Я могу сама о себе позаботиться, – настаивала она. Как ей выдержать его присутствие в своем доме? Она не сможет устоять. А это необходимо.

Он был худшей из опасностей, потому что он стрелял на поражение, он был прямолинеен и честен сам с собой. Он знал, чего хотел, и не скрывал этого. Он задирал ее, но это не было игрой.

А Грейс только и делала, что вела игру. Каждый раз одну и ту же. Игру, которая защищала ее от возможной боли.

Она видела людей насквозь и узнавала их после менее чем часа наблюдения. Она могла распознать самые глубинные, скрытые мотивы и желания. Это делало ее такой, какая она есть. И это сделало ее выдающейся в том, что она делала. Это был дар. Это было проклятие. Из-за него она была неспособной доверять. Неготовой открыться. Ей было трудно полюбить.

Но Гэвин Уолкер…