Моя прелестная девочка

Он смотрел на нее так, будто это он был профайлером. Будто он видел сквозь нее, видел ее самые глубинные и скрытые желания и мысли – и не испытывал отвращения. Не отворачивался.

Он продолжал добиваться своего. Добиваться ее. Всегда честный, всегда уверенный в своих желаниях.

Все внутри говорило ей бежать, как в тот раз.

Но что-то в глубине души – что, она была уверена, он мог видеть – заставляло ее остаться.

– Ладно, – вздохнула она. – Вези меня домой.

Удивительно, но дорога до ее особняка не стала катастрофой. Грейс боялась, что она будет бесконечно долгой, изматывающей, что напряжение будет медленно закипать между ними. Но вместо этого он втянул ее в беседу о преимуществах би-попа перед свингом, и она с удивлением обнаружила, что он припарковался перед ее домом еще раньше, чем она об этом задумалась. Все еще пылающая от его прикосновения, она изумлялась в нем всему тому, о чем раньше даже не догадывалась… но теперь страстно желала узнать.

Они поднялись по лестнице и, зайдя в дом, оба достали пистолеты. Они тщательно проверили нижний и верхний этажи и встретились в гостиной.

Свет постепенно угасал на небе, и с каждой минутой в комнате становилось все темнее, так что Грейс включила лампы, залившие комнату золотым светом, в то время как Гэвин проверял окрестности.

– В тот раз мне не удалось толком все здесь рассмотреть, – сказал он с косой улыбкой. Он указал на главную стену, где висел грандиозный Джексон Поллок, задававший тон всей комнате. – Это из твоей коллекции?

Она кивнула.

– Поллок? – спросил он, разглядывая беспорядочную путаницу синего и зеленого. – Но это значит… – Он нахмурился. – Когда ты сказала, что твоя коллекция стоит уйму денег…

– Я имела в виду уйму денег, – сказала Грейс, ей было интересно, заденет ли это его самолюбие. Некоторые мужчины тянулись к ней из-за ее богатства. Других же оно отталкивало, оно слишком пугало их. Она получила десятки миллионов долларов в тот день, когда ей исполнилось восемнадцать, и она унаследовала бабушкину коллекцию. Это дало ей возможность отказаться от трастового фонда, который отец пытался использовать, чтобы контролировать ее, но это также заставило людей, которые знали ее, относиться к ней по-иному.

– Значит, ты преемница коллекционера, – заключил он.

– Можно сказать и так. – Она внимательно смотрела на него, ища любой признак беспокойства или испуга. Он же взял бронзовую статуэтку с каминной полки, взвесил сферу сначала в одной руке, затем в другой. – Это мне нравится, – сказал он. – А то, – он кивнул на Поллока, – смахивает на каракули моей племянницы. – Он ухмыльнулся, давая ей понять, что лишь дразнит ее. Грейс старалась подавить улыбку.

– Что ж, Поллок не моя заслуга, – сказала Грейс. – А моей бабушки, она была близкой подругой Пегги Гуггенхайм, и у нее был поразительный вкус. Она начала коллекционировать Поллока еще до того, как его имя стало известно. Но это… – Она забрала у Гэвина статуэтку, ее тяжесть и холод были так знакомы ее руке, – это ранняя работа Джонатана Уайлдера. Я приобрела ее в маленькой галерее в Бате во время путешествия около шести лет назад. Сейчас, когда он обрел популярность, она стоит небольшое состояние.

Грейс вернула статуэтку на полку. Гэвин присвистнул.

– Похоже, твоя бабушка была не единственной, кто обладал художественным вкусом.

Она залилась румянцем, услышав его комплимент. У нее не было никаких артистических талантов – она едва могла нарисовать человечка из палочек, – но коллекция бабушки была ее гордостью и отрадой. Не только из-за ее красоты, но и из-за того, что на протяжении многих лет она позволяла ей делать. Грейс хранила несколько памятных предметов – Поллок был одним из них – у себя дома, но основная часть коллекции была сдана в аренду различным музеям, а все деньги шли на благотворительность. Она смогла открыть новое отделение центра в прошлом году и пожертвовала значительную сумму на исследования детской онкологии.

– И у тебя много старых книг, – сказал Гэвин, оглядывая ее коллекцию редких книг в стеклянных витринах. – Мне нравятся старые книги.

– Правда? – спросила она.

– У меня есть первое издание «Братьев Харди», – сказал он с грустной улыбкой. – Я любил эти книги в детстве.

Она была невольно зачарована мыслью о нем в детстве, маленьком мальчике, устроившемся под одеялом с фонариком и читающем глубокой ночью. И мыслью о мужчине, которым вырос этот мальчик, заботливо собирающем первые издания книг, что он любил ребенком, что, возможно, вдохновили его стать детективом…

Это было так очаровательно. И в этом было столько внимательности.

Так похоже на него.

– Мне нравится, что у старых книг есть история, – сказала Грейс. – Однажды я нашла любовное письмо 1940-х годов, зажатое между страницами «Гордости и предубеждения», что я купила в Лондоне. Это было как в фильме.

Она наблюдала, как он разглядывал ее комнату, стараясь понять, ищет ли он сейчас крошечные детали, помогают ли они ему разобраться в ней так же, как время, проведенное с ним в машине, помогло ей понять его.