– Карфадж, – сказала она, нарочно не называя его профессором. Она не собиралась ублажать его нарциссизм. Не раньше, чем она поймет, что за больную игру он затеял. Ей с трудом удавалось скрыть отвращение в голосе, но она знала, что должна оставаться настолько нейтральной, насколько возможно. Стоит ей поддаться эмоциям, и он получит контроль.
– Славно, – сказал он, растягивая слова. – Ты знаешь. Я уже было подумал, что переоценил твои способности, Грейс. Что, может, ты достигла своей вершины, когда была моей студенткой. Я боялся, что ты не разберешься.
Грейс стиснула зубы, слушая его насмешки.
– Что ж, я разобралась, – ответила она.
– Тебе понравились мои подарки? Последний я завернул по-особенному, только для тебя.
У нее сжалось все внутри, когда бледное мертвое лицо Рэймонда Ньюгена промелькнуло у нее перед глазами. Она собралась с духом.
– Мы оба знаем, ничто из этого не было сделано для меня, – сказала Грейс. – Все это – для тебя самого.
Послышался вздох, классический преподавательский способ выразить разочарование.
–
Грейс сглотнула, у нее саднило горло. Ей нужна была вода.
– Я никогда не просила тебя убить пятерых человек, – сказала она.
– Ты никогда ничего не просила! – закричал он. Грейс подскочила от неожиданно громкого вскрика. Все в комнате посмотрели на нее с удивлением, и она крепко стиснула край стола вспотевшей ладонью. – Ты только брала, и брала, и брала, Грейс. Не думая о последствиях. Не думая о том, что
– Мне было восемнадцать лет, – спокойно сказала Грейс, отнюдь себя так не чувствуя. Она все еще помнила ту бездну внутри себя в тот день, когда порвала с ним. Как он потянулся к ней через столик в ресторане, как она убежала, оставив его с букетом увядающих роз и бутылкой дорогого вина. – Ты был почти на двадцать лет старше. Ты был моим преподавателем.
– Это и тебя не остановило, – зашипел он. – Ты маленькая потаскушка, ты так мечтала об этом.
Грейс закусила язык. Ей так непреодолимо захотелось заорать. Закричать. Упрекнуть его. Бросить трубку. Но в том, что касалось критических переговоров, ее натаскивали лучшие, и она бы не посрамила уроки Мэгги. И не поставила бы под угрозу расследование. Она должна была поймать его, остановить это безумие.
Одними губами Зоуи произнесла: «Сигнал все еще отслеживается». Грейс кивнула. Ей надо продолжать держать Карфаджа на линии, чтобы они могли засечь его.
Она должна контролировать ситуацию.
– После себя ты оставляешь пустыню, – бормотал Карфадж. – Ураган Грейс. Ворвалась в мою жизнь, перевернула все вверх дном, заставила меня сходить с ума по тебе. Заставила меня желать тебя. Заставила Джоан уйти от меня.
– Я не разрушала твой брак, Карфадж, – сказала Грейс. – Ты преследовал меня. Так же, как увивался за девочками до меня, и я уверена, что и за девочками после меня. Я лишь стала последней каплей для Джоан. Она знала и о других.
– Я не любил других! – закричал он.
Грейс посмотрела на Гэвина, тот поднял лист бумаги с наскоро написанными словами: «Он теряет контроль».
Грейс кивнула. «У меня есть план», – беззвучно ответила она.
– Но ты любил меня, – сказала Грейс, и это было больше утверждением, чем вопросом. Тошнотворный факт, в который, она знала, Карфадж верит на сто процентов. Его понимание любви было невообразимо для нормального человека… когда искалеченные тела подавались как любовные подарки, а ее страх был версией прелюдии.
– Ты покинула меня, – выпалил в ответ Карфадж. – Ты оставила меня здесь гнить, а сама возвысилась, словно какой-то карающий ангел правосудия. И я вынужден был смотреть на все это. На то, как тебя воспевали. На твои продвижения по службе. Твои чертовы
Книги. Книги стали толчком. Эта мысль заполняла ее сознание, пока он тяжело дышал в телефон, а его ярость текла через линию. Они принесли ей статус знаменитости, благодаря им бесчисленное множество людей знало ее имя. Он не мог вынести этого. Так, в его извращенном жестоком уме, она меньше принадлежала ему. Это ставило под сомнение его право владения ей. И это до основания потрясло его представление о мире.
Этого было достаточно, чтобы побудить его начать эту больную игру.
– Я ждал, Грейс, – продолжал свою пафосную тираду Карфадж. – Я продолжал ждать, что ты позвонишь, что ты
– Ты думаешь,