Моя преступная связь с искусством

А потом упавший духом Бернард прочитал, что из комы вышел мужчина, находившийся без сознания в течение пятнадцати лет, и ему непременно захотелось узнать, что тот сказал, признал ли дочь и жену, каким было его с трудом вытолканное изо рта первое слово?.. И эти регулярно обновлявшиеся сведения о далеком чужом человеке, заставлявшие апатичного, потерявшего надежду Бернарда подходить к монитору, узнавая о чьем-то пробудившемся счастье, его тогда, после «неудачи с невестой», спасли.

II

…После общения с матерью, после того, как увидел себя распластавшимся на белом листе, его стало тошнить. Чтобы развеяться, он отправился в лунапарк в Идроскало ^[9]знакомый со школы, но мутное чувство тревоги никуда не ушло. Было как-то не по себе и когда погнался, бешено педаля, за утками, игнорирующими его одышливый, разлившийся красными пятнами по груди спортивно-счастливый потуг, и когда увидел проплывающий мимо крашеный веселеньким желтым катамаран с четырьмя изваяниями в мрачных черных одеждах, но белых платках: женщины-мусульманки.

Похожие балахоны, кстати, носила познакомившая его с Валентиной Второй бесноватая Беа с волосами, свисающими по бокам ее сигаретного,как шпиль заостренного тела, просящая пойти вместе с ней в сад, чтобы перед визитом к врачу нарвать свежих цветов.

«Они всегда были со мной. Моя крепость, мое укромное место. И вот теперь то, что позволяло укутывать в одеяло из дыма сумасшедшую жизнь, что помогало думать, что я не одна (под рукой всегда было двадцать продолговатых, облаченных бумагой, друзей), теперь превратилось в страшную смерть.»

Рак горла; так исхудала, что о колени можно было уколоться; смахивала на коричневую, тонкую More. ^[10]Пока Бернард сидел с ней в приемной врача, он вспоминал просмотренную вчера, повисшую в сетевой невесомости (все ссылки с нее вели в никуда) страничку ученого, бороздящего в поисках змей дальние страны… Пышущий здоровьем бодряк погиб от укуса гадюки в Бирманской глуши, и так случайно совпало, что как раз тогда, когда он умирал, девятнадцать противоестественно надушенных, эпилированных, бритых мужчин вонзались на самолетах в торговые башни…

А вдруг по ту сторону, пытался найти смысл в загробье Бернард, нас окружает то, чему отдали всю жизнь: герпетолог сводничает, спаривая жаб-повитух, ихтиолог озабочен судьбой окуней, мультипликатор окунается в любимый мультфильм, наркоман превращается в шприц, а обозреватель готовит ежедневные сводки… А что же Бернард? Неужели продолжал бы работать от зари до зари? Анатоль, давний знакомый (три года назад обнялись и состыкнулись заслонки от солнца, раздался корежащий натуральную идиллию встречи синтетический звук — и отныне Бернард, готовясь к приветствию, заблаговременно стаскивал с носа очки), когда зашел разговор о работе, вдруг вспомнил какой-то чешский роман об одичалом одиноком пражанине, сортировавшем макулатуру и погибшем под прессом, а потом встрепенулся: «а мой триллер никто не купил, им теперь сенсации подавай вроде скульптора Ц., ^[11]да и вообще роман как жанр устарел».

И действительно, Ц., на которого ломились охочие толпы (одни стремились подтвердить свое мнение о нынешнем «дегенеративном» искусстве, другие — испытать нервы; Бернард же не принадлежал ни к тем, ни к другим), захватил в интернете верхние этажи новостей. Бернард наткнулся на такую картинку: череп напряженно мыслящего шахматиста был вскрыт (в качестве скульптур использовались настоящие трупы, или, по выраженью Бернарда, «скультрупы») и виднелось замысловатое содержимое; рука шахматиста была занесена над головой короля.

— Тебе сказали уже, что я примкнул к роялистам? — неожиданно спросил Анатоль, и в этот момент из водоема выполз распаренный русский, присел рядом с ними и, чпокнув пивной банкой, на чистом итальянском сказал: «se mi tagliassi, vedrei scorrere la birra invece del sangue… Ecco il fradicio punto a cui sono arrivato!», ^[12]а через минуту после этого Бернард прямо в рубашке оказался в воде и долго боролся с ватным шумом, с всплытием вверх.

Шуточки подпившего русского. Бернарда в момент сокровенных раздумий столкнули в бассейн. Вряд ли он станет теперь нам доверять.

— Ее называют девчушка, — не давая Бернарду обсохнуть, тормошил его Анатоль, подвигая к нему фигуристую бутылку с вином, но Бернард, знавший о его жизни (не квартира, а спичечный коробок, мать-паралитик, зарплата величиной с почтовую марку), молчал, пытаясь избежать болтовни, пока тот все повторял: — девчушку, девчушечку себе заказал!

А когда Анатоль, страшно сузив глаза, сообщил, что съел «Мадам Бовари», Бернард пошутил: — Это какая-то подружка твоя? — но Анатоль, пропустив его реплику мимо ушей, пояснил: — Съел будто варвар. Они ведь верят в то, что становятся сильнее, поедая сердце врага. А я, пытаясь научиться писать, разорвал ее на кусочки и за пять месяцев съел!