Моя профессия спаситель

— Ну как зачем? — всплеснул руками Май. — Мне ж нужно было, чтоб вы бучу подняли, адвоката вон наняли. Бросились доказывать, что никакого колечка не крали и, вообще, к делу не причастны. А друга вашего сердечного порезали волки позорные, вам неизвестные. Вы же у нас дама приличная, да еще из такой семьи. Шуму могли поднять! — Следователь снова за щеку схватился. — Тут бы мы этого козленка… Хаос! Полицейского, то есть, и прижучили. Да и просто расшевелить вас хотелось, а то уж больно вы оторопелые были.

— Так почему вы мне все это прямо не сказали?

— Ага, скажи я вам, а потом любой адвокат дело мигом развалит! Мол, следователь Эйнер на свидетельницу давил, улики фабриковал. Да и не свидетель госпожа Сатор вовсе, а подставное лицо, гадким Эйнером наученное. Или сами бы в суде по чистоте душевной и глупости девичьей что-нибудь ляпнули. Тем более, обращались перед этим вы ко мне с личной просьбой. Обращались же, верно? А что я вам про нехороших людей сейчас рассказал, так это к доказательствам не пришьешь.

— Как у вас все складно выходит, — усмехнулся адвокат. — Только вот зачем шумиха понадобилась? Обычно такое наоборот тишком делают.

— А это уже, простите, тайна следствия, — неожиданно серьезно ответил Май и по столу ладонью прихлопнул.

— Все-таки вы… — не выдержала Ани.

Правда, на то, чтобы фразу не закончить, у нее мозгов хватило.

— Вы — это полицейские? — уточнил следователь, улыбаясь устало и совсем не брутально потер виски. — И, надо понимать, все-таки сволочи? Только ведь, доктор Сатор, мы с вами почти одно и то же делаем, в дерьме и крови копаемся. При таком-то чистыми да незапятнанными остаться сложно. А козлистось от профессии никак не зависит. Уродов везде хватает.

— Я, в отличие от вас, людей спасаю, — заявила Анет невесть зачем.

— А я их защищаю. Конечно, в меру своих скромных сил и возможностей. Адресочки-то, которые вы у меня просили раздобыть, возьмете? Или гордость не позволит?

Гордость, понятно, пискнула протестующе, но протянутый листок Сатор все же взяла, а вот благодарить за него не стала.

* * *

Оказывается, визиты в полицию способствуют не только развитию некоторой дезориентации, но и амнезии. По крайней мере, о том, что ее дядюшка дожидается, Анет забыла начисто. И не сразу вспомнила, зачем сама же его об этом просила и на кой велела цветы купить. А вспомнив наконец, не без труда переборола желание послать к хаосовым тварям и родственника, и букет, и саму идею, еще совсем недавно казавшуюся такой дельной. В конце концов, не зря же она столько раздумывала, стоит ли старикам вообще о существовании друг друга напоминать. Но ведь и сам Лангер заявлял: лучше жалеть о сделанном, чем не сделанном. Вот пусть и огребает собственную мудрость!

Хорошо уже, из больницы старушку уже выписали, и гостей она могла встретить во вполне авантажном виде — Ани же ее навещала. И «тетушка» была вполне бодра и собрана, принаряжена, деятельна, искренне радовалась возвращению домой, горевала о засохших во время ее отсутствия фиалках и пекла рассыпчатое, тоненькое, как листок пергамента, печенье, клятвенно обещая Сатор к следующему ее приходу собрать «по-настоящему приличный обед».

В общем, застать старушку врасплох Анет не боялась. Ну а дядюшка… По делам дураку и кара! В конце концов, его шевелюра все еще оставалась нетронутой. А вот предупреждать его племянница ни о чем не стала. Ведь вполне могло случиться так, что они просто не узнают друг друга, тогда ничего и городить не придется, не судьба. Потому она просто попросила Лангера проводить ее к новой подруге.

Профессор фыркал, ссылался на неотложные дела, возмущался глупостью племянницы, в общем, всячески бил копытом, демонстрируя собственную независимость. Но деваться ему было некуда, поэтому дядя пригладил ладонью свою гриву, галстук поправил и сдался на милость победителя.

В общем, поехали. А дальше… Расскажи кто-нибудь Сатор, что вот такое на самом деле бывает — вот в реальности, а не в Иллюзионе или спектаклях — не поверила ни за что, как бы не убеждали.

Когда старушка дверь открыла, первой она Ани увидела и вполне искренне обрадовалась, схватилась сухой ладошкой за запястье, через порог потянула. Потом и Лангера, прячущегося за охапкой рыжих хризантем разглядела, и ему улыбнулась эдак приветливо-отстраненно, залепетала, как она рада видеть друзей своей спасительницы. Дядюшка шагнул вперед, собираясь не менее вежливо расшаркаться.

Вот тут-то они и застыли врытыми столбами, будто оба разом приведение увидели, впрочем, наверное, так оно и было. Старушкина ладошка поехала по руке Анет, повисла безвольно.

— Ты? — не сказала и даже не ахнула тетушка, а, скорее, прошелестела, будто ворох сухих листьев перевернули.