Моя профессия ураган

— Эта гаэтана Вас любила! — не выдержав тупости, закричал теперь уже Чак. — И не только тебя, но и тебя, тебя и тебя, — он тыкал пальцем. — Причем, даже несколько человек одновременно. Они развивают свою способность спонтанного сосредоточения настолько, что могут по желанию полностью сосредоточиться на чем-то, полностью забыв все окружающее, холодно ли, горячо, долго или коротко, шумно или тихо. Так уйти, что сознание словно становится самим объектом, настолько уходит в него мысль. Она становится вами, все свое "я" исчезает в этом сосредоточении. Но это только ничтожная, первичная стадия. Дальнейшее упражнение приводит к тому, что она может мыслить ясно и чисто, абсолютно концентрированно несколько мыслей одновременно, наблюдать несколько источников, требующих внимания, сосредоточиваться сразу на нескольких разных объектах, не смешивая их в уме полным приложением сознания. Причем делая это совершенно естественно, обыденно, посреди жизни, без всякого напряжения. Здесь важно цельное касание сознание, а не то, что ум может вести сразу несколько потоков мысли. И эта чертова гаэтана скорей всего полностью сосредоточилась сразу на каждом из нас одновременно! Держа каждого в сознании, каждому одновременно отдавая потоки внимания, став одновременно нами всеми, слившись с нами так, что не осталось себя…

Крат только сдавлено ахнул…"

Отец еще много рассказывал о гаэтанах, о том, как Чак объяснял им, как они этого достигают. К сожалению, Чак не был женщиной, да и отец тогда не обратил внимания на женские примочки.

Глава 5

Я отвлеклась лишь на мгновение. Воспоминание тоже вернулось в мгновение. Так за одно мгновение музыканты вспоминают звучание произведения, целую сонату детализировано.

Я еще долго оправдывала гаэтан, бестолково зачем-то доказывая, что они не шлюхи. Но это мне не помогло. Потом мне это надоело.

— Ты слушаешь меня! — крикнула я. — Если ты и так знаешь, то не слушай!

— Но все-таки Чара… — неуверенно проговорил он.

— Чара, между прочим, отличный человек. И многими любима!

— Мужчинами. И очень многими, — согласился тот.

Я успокоилась.

— Правильно…

— Так вот, как женщина, я не могла не устоять и не расспросить о том, как она этого добивается…

Я вспомнила этот разговор. Я ужасно стыдилась, когда вела его. Все-таки, он касался физиологии и детям лучше не читать. А я еще таки молоденькая девочка, еще не замужем.

— Как ты добиваешься того, что они сходят с ума? А те немногие, что были с тобой близки телом, которых ты милостиво допустила до себя, те вообще невменяемы. И, даже если ты их оставила, они до смерти не могут смотреть ни на каких других женщин, кроме тебя. Бродя вокруг потерянной тенью… Моля о милости. Ты что, доставляешь в постели такое удовольствие, что они не могут этого забыть? Как ты этого достигаешь? Что-нибудь особое, как у куртизанок?

Я никогда не забуду то презрение, и даже гадливость, мелькнувшую в ее взгляде на меня от этого вопроса. За минуту такая дружелюбная, она содрогнулась от отвращения. Только внимательный ее взгляд на меня, увидевший, что я совсем невинна и не хотела ее оскорбить, положил конец этому странному поведению.

— За кого ты принимаешь меня?!? — воскликнула она возмущенно. Потом, поглядев на мое недоуменное и расстроенное от внезапной смены ее отношения ко мне лицо, и, очевидно, поняв, что я не хотела обидеть ее, она успокоилась. А потом фыркнула, снисходительно объясняя.

— Не будь дурой… Бляди, я имею в виду шлюхи, умеют делать всякие такие гадкие штуки и доставлять такое "удовольствие" — лучше не надо! Они уж умеют доставлять мужчинам максимум удовольствия, поверь. Но вот кто их любит? — она помолчала. — Наоборот! Проституток, и всех доставляющих "удовольствие" подстилок и извращенцев презирают, испытывают гадливость, отвращение, иногда даже ненавидят. Смешно даже повторять, что высокая одухотворенность настоящей любви будет разбита грязными и грубыми вибрациями. Будто думать, что высокое просветление молитвы можно удержать грязной мыслью или, прости, даже онанизмом. Просто глупость несусветная и очевидная это, но омраченные дураками и растлителями не способны видеть самое очевидное. Там, в грязи, не может быть экстаза любви. Ничто нечистое не получит и не сохранит любовь. Даже криминальники презирают и ненавидят до отвращения тех забитых существ, которых используют, чтобы доставлять им в тюрьме то самое "удовольствие" всеми мыслимыми и немыслимыми извращениями, о которых ты и толкуешь… За удовольствие не любят. Нет более позорного оскорбления и унижения даже для бандита, чем назвать его так…

Я поперхнулась