Моя профессия ураган

— …О котором ты желаешь знать, — поправилась, наконец, она, имея в виду удовольствия, а не способы. — Даже само упоминание о всем этом, всей этой мерзости "удовольствия" даже в книге способно безвозвратно испортить и настроение и аппетит. И дело не зависит от того, хочешь ты этого, или не хочешь. Есть просто жесткие законы психики. Ты просто не сможешь удержать, например, если это литература, светлое и одухотворяющее настроение, которое эта же книга пытается создать. Кусочек дерьма испортит любую бочку меда.

Некоторые авторы стихов, к примеру, допустят не чувство, а описание чего-то грубо физиологического, а потом удивляются, почему их стихи не любят? Куда ушло у читателя, как сквозь пальцы то чувство, которое он хотел создать?

Отчего вдруг гадливость разбила все очарование, исчезнувшее без следа? У одного писателя я нашла рассказ, как у одного юнца сильная влюбленность вдруг испарилась без следа от запаха изо рта "любимой". А потом он удивляется, куда делись чары?

— Значит? — я пристыжено замолкла.

— Значит! Поверь доке. Значит что проституткой в постели став, не только любовь не обретешь, но и себя загубишь. Во всем есть черта, которую перейти опасно, ибо раз переступив, воротиться назад невозможно. Есть вещи в отношениях с мужчиной, совершив которые вернуть его преклонение, быть для него светом, ведущей, даже просто заставить его испытывать уважение к тебе — невозможно. Не обманывайся, не слушай сладкие речи "продвинутых" для дурочек — невозможно. Уважать он тебя просто не сможет — такова нормальная природа мужчины. Для него ты всегда будешь человеком второго сорта, стерва, бл…, даже если он "не имеет предрассудков" и поражается твоей "раскованностью" в сексе. Не верь тем "удивительно раскованным и продвинутым в сексе" женщинам, что бы они не говорили… Мужчина может их желать. Даже очень сильно желать, чтоб его попользовали таким тошнотворным образом. Но любить — нет. Тут нет исключений. Ибо это против природы духа. И здесь закон. Любовь как стремление к совершенству не совместима с безобразием. Которое есть характеристика психикой разложения духа. Глупа и жестоко невежественна та, которая думает иначе. И жизнь жестоко платит ей. Закон духа, который не обойти, который не может иметь исключений и остаться в грязи, лишает ее любви, ибо закон жесток.

Я молчала, думая. Сопоставляла проституток, бл…ей среди знакомых порядочных женщин, и видела, что это правда.

— Я не понимаю, как тебе в голову могло прийти что-то подобное об удовольствии. Даже самая крутая школьница понимает, что "давая" парням, не завоюешь популярности и авторитета среди парней. Только ярлык несмываемый бляди и табу на всю жизнь на серьезное отношение к себе. Это не тот путь, что может снискать внимание… Но вернусь к поэзии — тебе это ближе. Дело в том, что тонкое чувство, в стихах ли, в поэзии, в жизни крайне легко разбивается грубыми касаниями и упоминаниями. Часто одно грубое касание может навсегда унести высокую напряженную мысль, тонкое чувствование. Один поэт, как-то подарил мне свои стихи, которые он считал гениальными. Не помню уже что, но там было несколько остро натуралистичных сцен… Даже не любви, а просто еды.

Не долька там лимона, конечно, а вкус мяса или чего-то там, как он его разжевывает, какие там прожилки. Не помню… И меня просто вырвало.

Пережеванное не вкусно. И все. Хоть мы все едим… И поэт не понимал, почему его стихами подтирают задницу, — грубо сказала Чара. — Так это даже стихи не любят, а если женщина… Что ей подотрут? О каком рождении любви будет идти речь среди грязи?

— Но, постойте…

Но Чара не слушала меня.

— Даже любой монах скажет тебе, как одна нечистая мысль способна разбить без следа все светлое хрупкое настроение сердца. Беда в том, что дух, духовность, любовь, духовный путь все остается отвлеченностью. Если б они хоть раз пережили, как важна чистота мысли для чувств сердца, то они не мыслили бы, что можно сохранить любовь нечистыми способами. Дело в том, что не верят в объективность духа. И в реальное чувство любви. Которую разбить — раз плюнуть.

Как святой не может быть светлым среди грязных мыслей, так и любовь разбивается элементарно, гибнет восхождение духа.

— Знаешь, я рада, — сказала я. — Рада, что это говоришь ты. И я согласна с тобой. Но как пройти по грани страсти и чистоты любви? Как найти гармонию телесного и духовного? Ведь и страсть мужчины и женщины, если убрать вонючих западных ублюдков, которые изгадили и замызгали дерьмом великое святое чувство, может быть прекрасна. Разве святое таинство зарождения ребенка в огне любви может быть уродливо?

— Истинно, это так. И страсть может быть удивительно прекрасной, если следует природе.

— Тебя послушать, так можно подумать, что ты намекаешь, что в "этом" женщина должна лежать и не двигаться. Как учили женщин на древнем острове, "леди не двигается"… — усмехнулась я.

— Горячо! — нимало не смутившись, лукаво сказала Чара, неожиданно повеселев.

Меня всегда поражало, ее легкое, какое-то искрящееся звенящее веселье, от которого мужчины сходили с ума.

Я ахнула.