Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Планируемый товарооборот в 7 миллионов 500 тысяч долларов, или в 375 миллионов марок для каждой из сторон не имел особого значения для нас в обычный год. Согласованный экспорт составлял около 4,5 процента от нашего среднегодового экспорта до Зимней войны. По сравнению с 1941 годом, когда из-за войны у нас были проблемы с внешней торговлей, подобный экспорт составлял бы 9 процентов. В числе импортных товаров были очень нужные для нас. К сожалению, в области торговли проявились трудности, и товарооборот оказался меньше планировавшегося. В конце года наметились разногласия по трактовке договора. В связи с различием экономических систем русские и финны понимали по-разному многие вещи. Когда Микоян подписывал списки на товарные квоты, в Советском Союзе их рассматривали как некий обычный договор на поставки, в отношении которых комиссар по внешней торговле может принять на себя обязательства, поскольку он делал это от имени советского государственного учреждения, а в Советском Союзе государство является как производителем товара, так и его продавцом. В Финляндии же квоты рассматривались как договор о тех пределах, внутри которых можно было поставлять товары на экспорт и которые определялись производственными возможностями. Однако, поскольку в Финляндии производство и продажа являются делом частных фирм, именно с ними должны были заключаться отдельные договоры на экспорт. Кроме того, сроки изготовления финских экспортных товаров – буксиров, барж, паровых турбин и других машин – были весьма длительными. Например, в следующем году мы должны были поставить 17, а в последующем – 21 буксир, барж соответственно 9 и 11. В общем, далеко не все финские экспортные товары должны были быть поставлены в первый год. Однако для советских товаров не были нужны подобные длительные сроки поставок. Таким образом, если бы обе стороны точно придерживались квотных списков, то в первый год товарооборот не мог быть сбалансирован, причём дефицит приходился бы на финскую сторону. Впоследствии по дополнительным соглашениям о поставках для финских производителей были введены дополнительные частичные и предварительные платежи (предоплата) через клиринговые счета.

В соглашении о платежах было установлено, что все платежи обеих сторон должны быть сбалансированы. Если баланс нарушался, то соответствующее правительство имело право прервать товарные поставки другой стороне до восстановления баланса. Естественно, что финский экспорт в Россию, бо́льшая часть которого состояла из изделий длительного срока изготовления, поначалу был незначительным. Во второй половине 1940 года стоимость финского экспорта квотных товаров составляла около 139 тысяч долларов, а импорта из СССР – 3 миллиона 65 тысяч долларов. Но, если учесть частичные и предварительные платежи по заказам судов и других упомянутых выше изделий, которые (платежи) также относились к экспорту, поскольку шли финским производителям на изделия, находящиеся в стадии производства и предназначенные для экспорта в СССР, то платёжный баланс был соблюдён.

Русские, однако, считали, что необходимо соблюдать баланс и в поставках товаров. Они ссылались на протокол к торговому договору, в котором говорилось, что в первый год действия торгового договора товарооборот должен соответствовать квотам, указанным в приложении. Признаю, что в ходе торговых переговоров в Москве далеко не все возможные детали были тщательно согласованы, так что оставалось место для разногласий.

Думаю, что эти вопросы можно было бы урегулировать без особых сложностей, если бы отношения между Финляндией и Советским Союзом осенью и зимой 1940–1941 годов складывались хорошо. К сожалению, дело обстояло не так, и по различным вопросам у нас возникали трения. Особенно затяжки с проблемой никеля, о чём я расскажу позднее, раздражали русских. В середине января Советский Союз прервал экспортные поставки в Финляндию, заявив, что Финляндия не поставляет свои экспортные товары в достаточном объёме, в результате чего возник значительный дисбаланс товарооборота. Экспорт будет возобновлен только после восстановления баланса. В комиссариате внешней торговли говорили, что «Финляндия ведёт торговлю плохо, затягивает дела, выдвигает различные отговорки».

В беседе с Вышинским о проблеме никеля и организации руководства планируемой компании по производству никеля я сказал полушутливо: «Пост исполнительного директора слишком мелкий для вас, чтобы из-за этого начинать войну против нас». Вышинский ответил: «А мы уже находимся в торговой войне». Я направил телеграмму в Хельсинки: «Думаю, что перерыв в товарных поставках из Советского Союза и сложности в других делах связаны с ухудшением отношений, а также с проблемой никеля… К такому выводу я пришёл на основе одного замечания Вышинского. Зная русских, могу сказать, что этого следовало ожидать. Если это возможно, то нам надо потерпеть. В любом случае, финские экспортеры должны соблюдать график поставок. Не знаю, соблюдали ли они его до сих пор, русские утверждают обратное».