Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Эти мои слова вовсе не означают враждебности в отношении России, как это и видно. Географическое соседство с великой Россией, связанное с этим поддержание хороших отношений, смягчение и устранение противоречий – этот принцип я принял и усвоил. Признание фактов, которые нельзя изменить, принятие политических необходимостей – первое правило государственной жизни. Но столетняя история раз и навсегда провела границу, пересечение которой означало бы нашу гибель.

Положение малых государств порой бывает сложным. Иногда невозможно сказать, как им действовать в той или иной ситуации. Наиболее ясный и естественный выбор для них – политика нейтралитета. Но в последнее время эта политика не даёт результатов: Голландия, Бельгия, Дания, Норвегия, Финляндия, Балтийские государства, Румыния и Греция являются самыми убедительными доказательствами этого. Считается, что существование малых государств в эпоху великих держав возможно, если они будут оставаться «на краю», на периферии событий, или же будут выступать в качестве буферных государств, то есть будут представлять интерес для конкурирующих между собой великих держав. Развитие военных технологий в последнее время показало, что польза от нахождения вдали от центральных событий будет лишь минимальной или чистой видимостью. Ясно также, насколько опасной может быть для малого государства политика буферного государства. Малого затянут в споры больших, в водовороты международных событий, на которые он не сможет никак влиять. Поэтому следует всеми силами избегать подобных ситуаций. Быть против воли в центре борьбы великих держав – слишком серьёзная опасность, она может стоить жизни.

Существование великой российской державы всегда было для меня аксиомой. Мысли немцев о дроблении Советского Союза, которые после начала германо-советской войны распространились и в Финляндии, на мой взгляд, были детским лепетом. «В Восточной Европе всегда будет большое государство, поскольку для этого там есть все предпосылки: большая, единая и богатая территория, многочисленный народ. Кроме того, Россия имеет тысячелетнюю историю, замечательную литературу, развитое искусство, например, музыку», – так я сформулировал эту мысль в одном из своих докладов весной 1942 года.

Рядом с этой большой и сильной Россией мы должны были существовать и как-то организовать свою жизнь. Взаимное подозрение не рассеивалось. В нашей стране было довольно распространено опасение, что наш большой сосед намерен, в том числе, применяя силу при необходимости, положить нам конец или, по крайней мере, ввести нашу государственную и национальную жизнь в такие рамки, в которые не вписываются наши идеалы и жизненные ценности. Я надеялся, что это печальное состояние окажется позади, и в наших отношениях мы придем к лучшим и естественным условиям.

Наша судьба была поистине трагичной. У нас не было иных целей, кроме как жить в мире и оставаться в стороне от споров больших. У нас не было иных стремлений, кроме как обеспечить собственную безопасность. Ну а то, что страх будущего и инстинкт самосохранения заставлял многие круги в нашей стране искать поддержки извне, было понятно.

Это относилось не только к нам, финнам, но и другим соседям Советского Союза, находившимся в таком же трагическом положении. Вновь процитирую румынского министра Гафенку. Он не был враждебен Советскому Союзу. Весной 1940 года он ушёл с должности министра иностранных дел, так как не хотел принимать участия в новой прогерманской политике. Риббентроп и Чиано предъявляли претензии румынскому правительству в связи с его назначением посланником в Москву (Gafenco G. Op. cit. P. 347–348).

«Раны, нанесённые внезапным и жестоким расширением Советского Союза, а также страх, который он вызывал возможностью новых насилий, сразу же поставили некоторых соседей России под флаг той силы, которая попыталась бы дать отпор агрессивной Советской России, – говорит Гафенку. […] – Эти два государства (Румынию и Финляндию) было легко убедить, что им следует выбрать из двух зол меньшее… Советский Союз использовал Московский договор (Риббентропа–Молотова) для наращивания своего влияния и силы, которые вызывали страх и неуверенность у большинства его соседей в Европе и Азии. […] Новая политика Советского Союза, его стремление сомневаться во всём, его желание потрясать, постоянно давить, переносить вперёд свои границы вызывали в его соседях чувство неуверенности и опасения, что следующее расширение советской державы произойдёт за счёт кого-нибудь из них. Казалось, что только Германия в состоянии остановить это движение Советского Союза. […] Точно так же казалось, что только Советский Союз может противостоять движению Германии. Поэтому мысль о германо-советской войне была в равной степени популярна в народе в Анкаре, Тегеране и Кабуле». (Ibid. P. 198). О Румынии Гафенку говорит: «Потеряв границу и оборонительные позиции на Востоке, Румыния находилась во власти страха, что Советский Союз продолжит своё наступление и на остальные территории» (Ibid. P. 347).