Моя революция. События 1917 года глазами русского офицера, художника, студентки, писателя, историка, сельской учительницы, служащего пароходства, рев

27 июля (14 июля). Встал около 10 час. Напившись, мы отправились на поиски дивизии. Нашли мы дивизию только в 11 час. вечера, в какой-то несчастной Марииновке, из-за которой блуждали целый день.

Около часу дня захотелось есть до ужаса, хотели взять у солдат хлеба и хоть им закусить, но, скрепя сердце, поехали дальше, около 3-х час. дня нечаянно наскочили на штаб корпуса, здесь еще от нас отстало 2-е – назначили в 125-ю дивизию. Напились чаю – поехали дальше, почти у каждого спрашивая, где дер. Марииновка. Местность красивая, и, если бы не война, очень хорошо бы здесь жилось. Поля все кругом засеяны, и хлеб очень хороший. Везде по лесам стоят отряды кавалерии. Вдали слышна канонада. По небу разбросаны наблюдающие аэростаты, вдали в виде точек виднеются аэростаты противника. В пролетающие аэропланы наша артиллерия пускает снаряды, но, очевидно, безрезультатно – т. к. аэроплан продолжает лететь, держится на большой высоте. На пути закусили в передовом лазарете <…>. Уже начало темнеть, а мы в самом веселом расположении духа, посмеиваясь над войной. Все еще не можем найти дивизии. Наконец, спросив толкового писаря, узнали, что штаб дивизии недалеко, и поехали по верному направлению, и только, по пути заехав в 405-й полк, в 11 час. попали в 102-ю дивизию. Там нас устроили на ночлег в халупу, и, несмотря на мчавшиеся по дороге зарядные ящики, обозы с понтонными местами и пр., мы скоро заснули блаженным сном.

28 июля (15 июля). Проснулись под дребезжание стекол и дрожание земли от гула канонады, т. к. штаб дивизии[находится] всего в 3-х вер. от передовых позиций. Умывшись, хотели идти пить чай в оф[ицерское] собрание, но задержались, глядя на шесть австрийских аэропланов, бросавших бомбы и стреляющих по всем направлениям… Солдаты совершенно спокойно относились к происходившему. Я выходил из халупы с товарищами, надевал снаряжение, и вдруг смотрю – солдаты бегут, кричат. Товарищи слились с солдатами. Над головой послышалось жужжание снарядов, и вблизи начали рваться снаряды. Поднялась суматоха, солдаты бегут, некоторые попадали в ужасе на землю, бледные, прижимались к стенам зданий, а снаряды рвутся рядом. Вот уже бегут раненые, один упал, раненный осколком в грудь, и молит о помощи, но никто не обращает внимания, все полны желания спасти собственную шкуру и мечутся на всех направлениях. Я догадался, что обстреливают штаб дивизии с точнейшим попаданием. Снаряды рвались везде, и в халупах, и у палаток, и угодили прямо в дивизионную канцелярию, убив наповал работавших трех писарей, четырех телефонистов и дивизионного казначея. Один писарь побежал в лес, но и тут его достало и тяжело ранило. Я, слыша над собою жужжание снарядов и разрывы по всем сторонам, не знал, куда идти, и решил искать товарищей. На ходу застегивая снаряжение, я шел, спрашивая у перетрусивших солдат о товарищах, но никто их не видел. Вперед я наклонялся, заслышав снаряды, но потом решил, что это бесполезно. Пошел в халупу, но подумал – еще задавит, и пошел бродить. Вот уже и раненые, некоторые бегут, а кровь течет из спины, у другого – из головы, некоторые уже лежали, истекая кровью. Смотрю, за деревом вместе с солдатами, бледный и дрожащий, прячется кавалерийский поручик. Я уже решил, что везде достанет, и потому шел куда глаза глядят, зашел в канцелярию, оттуда телеграфируют: «Сейчас разорвался снаряд и убил 8 чел.». Перепугав и переполошив всех с ½ часа, обстрел прекратился, наделав раненых и убитых около 15 чел. Самое скверное впечатление – это суматоха, беготня, трусость, не только солдат, но и офицеров. Но слава Богу! Первое боевое крещение обошлось благополучно, и я остался цел, хотя в 2-х саж. от меня нашел неразорвавшийся снаряд. Как видно, наши войска наступают, канонада поднялась невероятная. Говорят, 40-й корпус прорвал линию окопа противника. Около 12 час. дня нам подали подводу, и мы уехали из дивизии, получив предписание в учебный батальон – в тыл за 25 верст. По правде сказать, вздохнули посвободнее…

В 2 час. дня приехали в уч[ебный] бат[альон], есть хочется до ужаса, а денег нет. Но здесь нас накормили и напоили. Отсюда происходит пополнение офицерами и солдатами дивизии. Батальон стоит в лесу в палатках, а гг. офицеры и должностные учреждения помещаются в халупах. Офицерское собрание в избе, выкрашенной внутри мелом и черными линиями в виде обоев. В собрании нужно предъявлять талоны для обеда и ужина, которые приобретались за 50 коп. у официанта, но у вновь прибывших, также и у меня, нет ни копейки денег, и мы, естественно, ничего не платим, а только записываемся.

Местность кругом очень дивная: леса, полные зелени, поля, засеянные наилучшим хлебом.

Мы устроились в халупе – 8 чел. – без окон и дверей, но устроились так хорошо, что лучшего здесь желать нельзя.